Мера любви - Жюльетта Бенцони

Катрин достала из кошелька золотой и сунула его в грязную руку.

– Что вам известно о плененном короле, Жан? Что о нем говорят в городе?

– Никто ничего не знает или знает слишком мало! Говорят, что его охраняют лучше, чем сокровища Святой Часовни, вот и все!

Жан вдруг замолчал. Он внимательно посмотрел на Катрин из-под пыльного капюшона.

– Вы им интересуетесь? – выдохнул он. – Зачем?

Она колебалась лишь мгновение. Она уже давно знала, что может доверять этому человеку, какой бы черной ни была его душа.

– Я служу королеве Иоланде, его матери. Она очень беспокоится и послала меня узнать, жив ли он по крайней мере.

– О да, он жив, – усмехнулся Жан. – Если с ним произойдет несчастье, то не по вине де Руссе. Он его хорошо охраняет. Он ведь стоит дорого, говорят, очень дорого. Наш герцог Филипп хочет за него получить достойный выкуп. Но не исключено, что в любое время может произойти непоправимое.

– Что вы хотите сказать? – спросила Катрин.

Жан ответил не сразу. Заметив трех дородных кумушек, он снова принялся просить милостыню своим плаксивым голосом. Дамы прошли, не обратив на него никакого внимания. Он плюнул им вслед и вернулся к разговору с Катрин.

– Уже три или четыре дня, как в таверне Жако остановились странные гости.

– Что вам известно об этих гостях?

– У них есть деньги. Ведя переговоры с Жако, они часто упоминают Новую башню. У Жако есть кузен, который работает на дворцовой кухне. Я все это узнал от служанки.

– Сколько их?

– Трое. А теперь вам лучше уйти, госпожа Катрин. Сейчас наступит время службы, и народ удивится нашей долгой беседе. Где вы остановились?

– У госпожи Морель-Совгрен…

– Кормилицы наследника? Прекрасно. Я вас оповещу, если мне удастся еще что-то узнать. Да хранит вас Господь, прекрасная госпожа!

– И вас, брат мой!

Над головой Катрин зазвонили колокола, вспугнув стаю голубей. Народу в церкви прибавилось, и Катрин удалилась, слыша за спиной нудное причитание Жана. Провидение помогло ей встретить этого старого друга и узнать так много ценного.

Загадочные гости подозрительной таверны, которую она слишком хорошо знала, были не кто иные, как люди Вилла-Андрадо и Дворянчика. Остальная часть отряда, видимо, была где-то поблизости.

Ускорив шаг, Катрин обошла герцогский дворец, бросив неодобрительный взгляд на Новую башню. Прямоугольный контур резко выделялся на фоне позолоченных осенью деревьев, выше ее был только золотой шпиль Святой Часовни. Катрин обогнула башню и подошла ко входу во дворец, охраняемому вооруженными до зубов солдатами герцогской гвардии.

Ей пришлось их долго уговаривать, прежде чем один из вооруженных стражников согласился предупредить Жака. Но пройти ей не позволили.

Жан, по всей видимости, был прав: дворец и тюрьма хорошо охраняются!

«Туда можно проникнуть только по специальному разрешению, – подумала Катрин, пытаясь сосчитать вооруженных людей, тщательно охранявших королевскую тюрьму. – Несчастный, должно быть, чувствует себя как в каменном мешке».

Это было одновременно и плохо, и хорошо. Каким бы хитрым ни был Дворянчик, ему было так же сложно добраться до Рене д'Анжу, как и Катрин передать письмо от матери. Рассказ о Жако сильно взволновал Катрин. Ведь кузен трактирщика работал на кухне. А там, где не справится человек, выручит яд…

– Капитан ждет госпожу де Монсальви, – уважительно объявил караульный. – Следуйте, пожалуйста, за мной…

Жак был у себя в гостиной. Когда-то Катрин пришла сюда и чуть было не угодила в жаркие объятия и в постель молодого капитана. Комната была ей знакома: прекрасная мебель, оружие, доспехи, виднеющиеся из сундука, на столике – кубки и бутылки, некоторые уже были пусты.

Руссе, видимо, недавно выпил. Он раскраснелся, взор его затуманился, мокрые волосы указывали на то, что он только что держал голову под струей воды. Он пытался застегнуть свой зеленый камзол, когда вошла Катрин. Он встретил ее радостной и немного смущенной улыбкой.

– Вы даже изволили сами прийти сюда. Мне стыдно…

– Не вижу повода. Это не так уж далеко, а так как позавчера я прождала вас весь вечер и вчера весь день, то решила прийти сама. Почему вы пропали? Вы не любите госпожу Симону?

– Что вы! Она да еще герцогиня, единственная красавица, которая сохранила добродетель в этом изысканном вертепе, коим является двор нашего милого герцога!

– Однако вы судите строго!

– Ничуть не бывало. Но это еще не вся правда. Герцог меняет любовниц как перчатки, повсюду производя на свет незаконнорожденных отпрысков. Он ведет себя подобно фавну, устроив в парке фонтаны-шутихи, которые неожиданно сбрызгивают белье под юбками, когда дамы проходят мимо, а это соответственно принуждает их задирать подол. Да, с тех пор как вы нас покинули, многое изменилось!

– Жак, не будьте таким желчным и несправедливым, – смеясь, ответила Катрин. – То, что вы рассказываете, действительно несколько удивляет, но и когда я была рядом с герцогом, мне помнится, мы не культивировали добродетель.

– Потому что вы были его любовницей? Но это совсем не то же самое. Он был вдовцом и обожал вас, в вашей истории не было ничего дурного. Красота и обаяние взошли с вами на трон, а также скромность и приличие. При дворе не было никого, кто бы не понял страсти Филиппа. Как можно было перед вами устоять? Художники сделали из вас богоматерь Запада. А теперь…

– Что?

Жак пожал плечами:

– Теперь? Нашего великого герцога можно увидеть тискающим служанок на сундуках или в темном углу. Чуть вызывающая грудь или аппетитный зад, и он теряет рассудок! Жалкое зрелище!

– Но герцогиня, как она? – спросила Катрин, озадаченная подобным взрывом отчаяния.

– Она? Она слишком самолюбива, чтобы опускаться до сцен или упреков. Она занимается воспитанием сына, молодого графа Карла, которому она пытается привить целомудрие, и… она молится. Но без особой надежды. Когда вы замужем за взбесившимся козлом…

Капитан вздохнул и умолк. Он подошел к столику, налил себе полный кубок вина и опрокинул его залпом под задумчивым взглядом своей посетительницы.

– Вы же когда-то любили его, – тихо заметила она. – Почему же теперь…

Он так резко повернулся к ней, как будто его ужалила оса.

– Зачем я вам все это говорю! Теперь вы думаете, что я его ненавижу, не так ли? Так вот, это не так, я всегда готов умереть за него и сегодня, и завтра. Боже мой, только бы мне представился случай. Если бы он позволил нам, бургундцам из старой Бургундии, служить ему, сражаться за него, а не отсиживаться в наших замках, как дряхлым старцам. Он же допускает к себе лишь этих жирных и тщеславных фламандцев!