Уставшая от любви - Анна Данилова

Катя, сидящая рядом со мной, можно сказать, щека к щеке, выругалась матом. Затем еще и еще раз.

— Ты веришь ей? — догадалась я.

— А ты нет? — Она удивленно вскинулась на меня. — Да она говорит о твоем муже-развратнике сущую правду! Конечно, я верю ей. Я читала кое-что по этому поводу. Некоторые мужчины предпочитают иметь дело вот с такими малахольными. Это их заводит. Знаешь, чисто механический акт, и все — чао-какао! Ни к чему не обязывающие отношения. Физиология, граничащая с извращением. Или ты думаешь, что он действительно любит эту Лизу?

Мишин между тем внимательно разглядывал лежащий перед ним предмет.

— Вы серьезно? Это презерватив со спермой Голта?

— Да. Я никогда не оставляла надежду забеременеть от него, чтобы заполучить себе его копию, понимаете? Сына, похожего на него. Но для этого нужно, чтобы это произошло в определенный день. Мне просчитали всю схему, там связано с кровью, там все сложно… Но мне-то нужен только сын, а часто получается, что мы с ним бываем в неположенные для зачатия дни, а у меня рука не поднимается выбросить эти штучки в помойное ведро.

— Меня сейчас стошнит, — взялась за горло с брезгливой миной Катя.

Я же в мыслях медленно наводила на нее курок своего вечно заряженного пистолета. Вот тварь! Даже если она это придумала, каково мне это выслушивать?

— И много у вас этих штучек?

— Много. Целая коробка. Как гербарий. — Она засмеялась, и меня передернуло от этого почти детского хихиканья. — Когда я узнала, что Сережа пропал, я сразу почему-то подумала, что его убили. Из ревности. Подумала сразу на Лену. Знала, вот чувствовала, что будут искать свидетелей, что станут интересоваться, где он был накануне, кого видел, о чем говорил и все такое. И понимала, что мне, скорее всего, никто не поверит, что он был у меня. Поэтому я отнеслась к делу серьезно.

— В смысле?

— Пошла с этим доказательством, — она ткнула пальцем в пакетик, — в лабораторию судмедэкспертизы, попросила сделать анализ.

— Да неужели?

— Наш Мишин нервничает, — прошептала Катя. — Еще немного, и он ее ударит.

— Эти судмедэксперты меня послали, — вздохнула Лиза. — Вот поэтому я позвонила сюда и попросилась к вам, сказала, что у меня есть информация.

— Потрясающе. Но что вы можете конкретно сказать о Сергее? Вы кого-нибудь подозреваете?

— Конечно! Иначе зачем бы я сюда пришла? Он у Лены Юдиной. Все наши об этом знают, да только никто не посмел бы прийти к вам. Он либо живой, либо мертвый. Она его либо похитила, либо убила из ревности.

— Но где доказательства? Это одни домыслы.

— Да, правильно. Доказательств нет. Но то, что между ними произошел недавно серьезный разговор, это точно! Она, эта Юдина, тоже старается не светиться и редко когда подходит к театру. Они встречаются на квартире, я могу вам дать адрес, это на Масловке. Так вот, примерно двенадцатого июня я видела эту Юдину возле театра. Она стояла за углом и курила. На ней были темные очки. Я следила за ней, и в какой-то момент она сняла очки, чтобы протереть их, потому что рядом работал газонокосильщик и сыпанул на нее зеленой травяной пылью… И знаете, что я увидела, когда она сняла очки?

— Да нет, откуда же мне знать, — чуть ли не простонал теряющий терпение Мишин.

— Фингал! — торжественно произнесла Лиза.

И Катя моя снова выругалась.

Я посмотрела на свои руки — они дрожали. От злости. Как же я ненавидела тогда эту малахольную Лизу! Животное! Грязное животное!

Оказывается, я произнесла эти слова вслух, благо рядом была только Катя. Она положила свою руку на мою.

— Успокойся, все мужики такие.

— Да я не о Сереже, я о ней, об этой гадине! — Я вырвала свою руку, словно Катина рука была рукой Лизы. Но Катя снова попыталась меня успокоить, взяв мою руку в свою.

Между тем допрос продолжался, и Мишин, которому и деваться-то было некуда, оформил показания Лизы надлежащим образом, заставив расписаться за каждое произнесенное ею слово.

— Ты думаешь, это все правда? — чуть ли не плача, спросила я Катю. — Неужели он сразу после репетиции или спектакля сначала был с этой дурой, а потом уже, купив букет, мчался к своей так называемой официальной любовнице Юдиной? Что это такое, Катя? Это мужские дела, физиология? Или ему это нужно…

— Для самоутверждения, ты правильно подумала, — она прочла мои мысли.

— Но если он такой сильный в половом плане и ему просто необходимо это делать так много и часто, то почему он выбрал именно ее, эту Лизу?

— Говорю же. Он извращенец!

Сквозь шпионское зеркало мы видели и слышали все, что происходило в кабинете Мишина, и когда раздался телефонный звонок (дежурное пиликанье мобильника, никак не характеризовавшее личность в отличие от тех, кто программирует индивидуальный сигнал, вот как Катя, к примеру, марш из вердиевской «Аиды» или я — арию Папагено из моей любимой «Волшебной флейты» Моцарта), мы увидели, как взлетели брови Мишина в удивлении.

— Вот как? Хорошо, везите ее сюда.

Он отключил телефон и некоторое время сидел с сосредоточенным видом, глядя куда-то мимо утомленной своим подробным порнографическим рассказом Лизы.

— Что ж, спасибо вам, Лиза, за то, что вы пришли к нам и все рассказали.

— А это? — Она ткнула пальцем в пакетик с презервативом. — Что, я так и буду носить это в сумке? Или вы все же сподобитесь приложить это к материалам следствия? К тому же мне не хочется, чтобы вы думали, будто бы я сумасшедшая и все это выдумала.

— Хорошо, я приму у вас это, вот только приглашу понятых, чтобы оформить все по правилам.

— Пожалуйста!

Мишин вышел из своего кабинета и заглянул к нам. Думаю, у меня был такой жалкий вид, что он растрогался, подошел ко мне и даже положил свою руку мне на плечо. Они прямо как сговорились с Катей, разве что не тискали меня в своих дружеских объятьях.

— Мне бы очень не хотелось ей верить, но уж очень убедительно выглядит ее рассказ, — сказал он. — И я обязан принять у нее это так называемое доказательство. Екатерина Генриховна, вы не будете против, если я приглашу вас в качестве понятой?

Катя посмотрела на меня, я кивнула, и они ушли, оставив меня наедине со своими мыслями и отчаянием.

В тот момент мне казалось, что чаша моего терпения переполнилась и моя любовь внутри меня принялась выжигать все мои внутренности — так мне стало физически больно. Ну ничего не оставалось от того моего чувства, которое я прежде испытывала к своему мужу. Я мысленно расчленяла его топором, обрушивая всю его тяжесть со всей силой на упругое молодое тело, вонзая острие в мякоть… Думаю, что в тот момент я была на грани помешательства от горя. Как мог он пользоваться услугами такой отвратительной шизофренички, какой была Лиза? Неужели тот факт, что она была нездорова, действительно возбуждал его? А может, она позволяла ему какие-нибудь извращения, которые он не мог получить не то что от меня, даже от Лены Юдиной? Кто знает, что может вдохновлять творческую личность?