Чистильщик. Выстрел из прошлого - Евгений Щепетнов

Мария Михайловна победно посмотрела на меня, и я все понял:

– Вас?! Да ладно! Я не верю в такую удачу! Не может быть!

– Я, мой дорогой наглец Толя, я… повезло тебе! Несказанно повезло! Я их учила, я с ними разговаривала потом, когда научила. Только ничего хорошего это тебе не даст. Ни-че-го!

– Почему это? – удивился я. – Они что, ничего не рассказали? Или вам запретили говорить?

– Знаешь, да? – Мария Михайловна усмехнулась. – «Конторских» вертелось вокруг них – кучами! И так допрашивали, и эдак. Только никакого толку. Они ничего не помнили. Очнулись в лесу, кто они и откуда – ничего не знают. Откуда шрамы – тоже не знают. У старшего, того, что с бородой, шрамов просто ужас сколько! Такое ощущение, что его пытали в застенках! И что только с ним не делали! Ты бы видел – у меня на голове волосы шевелились! У него кожу лентами вырезали, представляешь?! Полосами! Ногти вырваны! Пальцы изувечены! Кости сломаны, рентген показал. Лицо – будто тигр когтями драл! Он потому бороду и отрастил, чтобы шрамы скрыть. А так вполне молодой парень, лет тридцать, а может, даже и меньше. Шрамы и борода всегда старят. И кстати – хоть и молодой, но уже седой. С проседью, точней. Скорее всего, поседел, когда его пытали.

– А второй? Второй – такой же? – не выдержал я.

– Второй – лет двадцать с небольшим… Двадцать пять, на мой взгляд. Израненный, но его не пытали, точно. Шрамы были – старые, вроде как от ножа или сабли, но не очень много. Чтобы, как первого, на ремни резали – такого не было. Ну что еще сказать… пролежали они у нас с полгода – вначале комитетчики возле них вились, а потом и отстали, увидев, что ничего не выходит. Даже вроде как вводили им что-то, какое-то вещество – но за это не ручаюсь. Так… слухи были. Рассказывали мне. Шила-то в мешке не утаишь! Но без толку. Ничего не вышло. Ну и отстали. Исчезли. А парни эти потихоньку в себя приходили. Я их языку научила – они быстро учились. Рассказала о мире, грамоте научила. Хорошие так-то парни, умные. Правильные…

Глаза женщины затуманились, и я вдруг понял: кто-то из этих «парней» был для нее не просто пациентом. А может, у них любовь была? Хм… интересно! А сколько лет младшенькой-то?! Ниночке?! Нет, не может быть! Но вообще-то Марии Михайловне в то время лет было совсем даже не много, пятьдесят минус двадцать – лет тридцать, не больше! Тридцатилетняя – в соку женщина! Все понимает в отношениях мужчины и женщины, все умеет, и… много не просит. Только лишь любви, любви и еще раз – любви. М-да-а… вот так открытие! Впрочем, а что оно мне дает? Да ничего! Ну, была она с кем-то из них в любовных отношениях, и что?

– А что с ними потом стало?

– Потом… – Мария Михайловна погрустнела. – Да что потом… Кстати, а ты знаешь, что каждый год находят людей, которые ничего не помнят? Не так, как эти, – эти двое даже языка не помнили. Но все равно – человек вдруг обнаруживает себя стоящим на улице, без документов, без денег и совсем ничего не помнит. Кто он, откуда, как оказался в этом месте – ничего не помнит. Его в больницу, такую, как наша. Подержат там какое-то время, больше полугода нельзя, сделают документы, ну и выпускают. В советское время о таких случаях молчали, ну как же – у нас нет ни наркоманов, ни проституток, нет и людей без памяти. Потому что люди без памяти в советском обществе не живут! Точка! Хрень это все, конечно. Тупость. Только в последние годы стали по телевизору показывать таких людей, чтобы нашли их близкие. Иногда находят. Только без толку. Он и жену не помнит, и детей – будто вырезали у него это все из мозга. Мистика какая-то. А мистику в СССР не уважали.

Женщина замолчала, а я ее не отвлекал от раздумий. Ниночка тоже сидела тихо как мышка и только пялилась на меня влажными глазами влюбленной телки.

М-да… девочка еще та! Женишься на такой, а она и будет влюбляться в каждого заезжего коробейника! И думай потом, от кого ребенок. Таких хорошо держать в любовницах, но никак не в женах. Да и в любовницах… как-то стремно. Не кинет, так наградит чем-нибудь… смешным. От любви плотской приключающимся. Как там сказано в хорошем старом фильме? «От любви приключаются болезни потешные, для анекдотов, как я это называю!» Потешные, черт их подери… слава богу, меня эти потехи миновали! И теперь минуют – с моей-то способностью уничтожать чужеродные пакости в моем организме. Только вот пробовать не хочу. Ну их всех к черту… потешниц.

– Выписали им документы, – медленно и даже как-то глухо продолжила Мария Михайловна. Тот, что постарше, стал Федоровым Семеном Михайловичем. Второй, помоложе, – Сидоровым Петром Михайловичем. Почему-то решили – пусть у них отчество одно будет, как имя нашего главврача. Вроде как дети они его. В нашей больнице окрестили. Ну а фамилии просто с потолка. А почему и нет? Федоровых да Сидоровых полон Союз. Стало на одного больше – кому от этого плохо?

– Ну а дальше, дальше – что с ними было? – подтолкнул я женщину, явно впавшую в подобие депрессии. Видимо, что-то вспоминала. Не подтолкни – запрется в раковине и отвалит в сторону. И конец рассказу. А ведь найти такого ценного свидетеля я и не мечтал!

– Федоров учиться пошел. Вначале школу экстерном сдал – он умнейший парень! Голова – просто университет! Потом в медицинский пошел. Стал врачом-хирургом. Оперирует в областной больнице. Отличный хирург! Семья у него, трое детей – два мальчика и девочка. Дом хороший, квартира, дача. Живет – не тужит! Он ведь еще и спортсмен, представляешь? Зашел как-то в секцию фехтования, и так ему понравилось, что он начал там заниматься. На соревнования ездил, чемпионом стал! Вроде как на саблях. Чемпион Союза и вроде как и мира. Но точно не знаю. Не разбираюсь. Хорошо живет. Славный человек.

Черт! Она ведь с ним! Точно, с ним! Столько у нее любви, тоски в голосе, даже дочь поняла – с таким удивлением посмотрела на мать, что та тут же постаралась взять себя в руки.

– Живет, в общем. О прошлом так ничего и не вспомнил. Откуда взялся, кто он – ничего не помнит. Веселый, хороший человек. Сидоров Петя – тот в военные пошел. Он не такой умный, как Семен, но ужасно сильный, как медведь! Представляешь – он арматуру узлом завязывал! А ловкий какой! Муху на лету ловил! Прямо из воздуха выхватывал! Ну вот и пошел он в армию – вначале не хотели брать, после психушки же. Но он добился комиссии, сняли с него статью. Ну и я помогла… как могла. Живой, сейчас уже майор, скоро на пенсию выйдет. Воевал сам знаешь где. Ордена у него, медали. Говорят, прославился, разведчик он. Ему равных нет в этом деле. Ну так мне рассказывали. Я вообще-то следила за их судьбой… некоторое время. А потом след потерялся. У них своя жизнь, у меня своя. Кто я им? Так… первый учитель. Сиделка. Ну вот так. Ничего они о прошлом не помнят, не сомневайся. Уж как их комитетчики грузили – как шпионов каких-то! Обкололи их спецсредствами, бесстыжие! Ну вот такие дела, Толя… Хватит тебе информации? Все услышал, что хотел?

– Скажите… один из них… был похож на меня? – сердце замерло, застучало быстрее.

– Нет! – Мария Михайловна отрезала безапелляционно и уверенно. – Ты высокий, светловолосый, можно сказать – тощий. Старший – тоже худой и жилистый, как и ты, но темноволосый и пониже тебя ростом. Второй русоволосый, но очень плотный, и даже кажется, что толстый. Только не толстый он. У него мышцы – как у медведя! И тоже на тебя не похож. Думаешь, какой-то из них твой отец? Вряд ли… отцы и дети бывают непохожи, но это редко. Но случается!