Ясеневый турнир - Игорь Носовский

В третьей битве участвовали армии под предводительством Эдора Буросторса, в числе которых была и армия из Ясеневого Города, присланная Брустором Леггилем, и армии Торвина Эмеля, руководившего войском вместе с вассалами Кровавого Графа, к которым позже присоединился и граф Бертиран с тысячным войском. Битва разразилась на Смольных Лугах, что на границе графских владений и Быстроходного Уа, ела, и продолжалась десять дней, получив название «Смольной резни». Позже эти места прозвали Эмельгемские Луга в честь твоего деда. Тысячи солдат и офицеров с обеих сторон были убиты в те дни на Смольных Лугах. В конечном итоге Торвин Эмель предпринял попытку форсировать рубеж и захватить редуты противника, что далось ему с неимоверным трудом и колоссальными потерями. Однако и результат был налицо – остатки княжеской армии из Ясеневого Города покинули поле боя бегством, а армии Кровавого Графа отступили в Еловый Бор. Весть о победе Торвина Эмеля на Смольных Лугах быстро разлетелась по княжеству, и два державших нейтралитет графа – Таэрон и Дортур, не преминули примкнуть к нему, созвав знамена и стянув армии к Быстроходному Уд, елу. К тому времени, когда объединённые армии всех графов Эшторна были готовы выдвинуться на решающий штурм в Еловый Бор, Торвин Эмель получил письмо от князя Бустора Легилля, в котором говорилось, что, по указу его высокопревосходительства, граф Эдор Буросторс лишается всех титулов и земель, а сам Торвин Эмель нарекается титулом графа, принимает во владение земли, принадлежавшие до сих пор дому Буросторс и становится хранителем вотчины Сизый Дол. Эдору Бурсторсу и остаткам его армии был дан шанс признать власть Торвина Эмеля и преклонить колено. Кровавый Граф отказался принимать условия, выдвинутые князем, тем самым провозгласив себя в княжестве вне закона. Всё же, зная Торвина Эмеля, как человека чести, Эдор Буросторс предложил ему поединок, результат которого решил бы исход их противостояния. Лояльные графы и вассалы Эмеля отговаривали его выступать в Еловый Бор для поединка, но твой дед принял решение со словами: «Точку в этом противостоянии не может поставить трус. Если мне суждено погибнуть в этом бою, значит, Тиринбор не предназначен мне ни Единым, ни князем Аегиллем».

Поединок на мечах состоялся в третий весенний месяц Папоротника, на турнирном поле Елового Бора, на глазах у трёх графов и вассалов Эдора Буросторса. Торвин Эмель одержал уверенную победу, обезоружив соперника и получив ранение в левое плечо. Он не стал убивать Кровавого Графа и дал ему возможность покинуть Тиринбор с семьёй и приближёнными, чем поразил всех присутствующих, а позже и самого князя Брустора Аегилля. В тот же день вассалы Эдора Буросторса преклонили колени перед новым графом Торвином Эмелем, который стал именовать себя Эмельгемом, дабы избавиться раз и навсегда от худородных корней. Все три графа подписали петицию, признающую легитимность власти графа Торвина Эмельгема, и отправили её в Ясеневый Город. Князь Брустор Аегилль прибыл в Еловый Бор семью днями позднее, дабы познакомиться с новым вассалом и поздравить Торвина Эмельгема с титулом.

Торр Бертиран окончил рассказ и посмотрел на Альве-ра, который вдохновенно слушал, не упуская ни малейшей детали. Граф был уверен, что молодой виконт слышал эту историю с десяток раз, однако ни на миг Альвер Эмельгем не прервал рассказчика, упиваясь подвигами своего деда, которыми он восхищался с малых лет.

– Ну, и что же, – спросил Альвер, – когда мой дед стал графом, жизнь в Тиринборе наладилась?

– Не мне судить, – пожал плечами Торр Бертиран. – Я правлю другим графством, и у меня полно своих забот. Знаю только, что Торвин Эмельгем упразднил многие законы Кровавого Графа, но и спуску своим людям не давал, проводя жёсткую, но размеренную политику. Он часто сам вершил правосудие и разрешал споры из-за наделов или же между вассалами. Он не во всём потакал князю, заставляя с собой считаться, и часто участвовал в делах княжества, заседая в совете князя Легилля. Ему было не всё равно, Альвер, ведь такие люди, как Торвин Эмельгем, рождаются раз в сто лет, и ты должен быть благодарен Единому, что носишь его фамилию.

– А что стало с Кровавым Графом?

– О его судьбе ходят разные слухи, – почёсывая мощные скулы, ответил Торр Бертиран. – Поговаривают, что Эдора Буросторса принял у себя князь Фалинор, владетель Иллас-Ахара, славившийся своими сепаратистскими выходками. По слухам, князь сделал Кровавого Графа своим тайным советником и даже даровал ему надел где-то на окраине княжества. Хотя все эти басни ничем, кроме пустых толков в кабаках, не подтверждены.

– Брат, рассуди нас по справедливости, – пошатываясь, обратился к графу толстый Скотт Бертиран, – у нас завязался спор – кто красивее: жена князя Андана Фого-та или княгиня Дорхемская, Аиара Амильтон?

Торр Бертиран устало вздохнул и проговорил: – Ваши пустые разговоры меня угнетают. Мне куда как приятнее общаться с шестилетним мальчишкой, нежели с вами, – граф поднялся, угрюмо оглядев присутствующих за столом. Он, будто мрачная тёмная скала, нависал над присутствующими. Теперь рядом со знатью сидели и худородные мужики – вонючие и греющие уши. – Всем разойтись, ибо я не намерен больше терпеть этого. Барон Эмельгем, граф Таэрон, – обратился он к дворянам, сидевшим за столом, – вас прошу для частной беседы.

Ничего не оставалось, кроме как подчиниться воле графа, и хотя дядя Турин был подданным совершенно другого графства, перечить Торру Бертирану он не стал.

Первый день месяца Преддверия выдался солнечным и по-летнему тёплым. На небе не было ни облачка, лёгкий ветерок слегка поигрывал развевающимися знамёнами у шатров, что раскинулись на полях у стен Ясеневого Города. С первыми лучами солнца к ристалищу стали стягиваться участники турнира, в числе которых был и Миртэл Тольберт, рядовой городской гвардии. Он до последнего сомневался, стоит ли ему идти на этот обман, однако раз за разом в голове всплывала фраза капитана Адри Аострикса – «У тебя будет один шанс доказать, что ты достоин большего, нежели патрулировать улицы Ясеневого Города. Только ты сам решаешь, как сложится твоя судьба». И лишь эти слова подталкивали Миртэла совершать то безумство, на которое его обрёк виконт Аострикс. С другой стороны выступал его отец, который постоянно говорил о чести и о долге. «Мы рождены быть теми, кто мы есть, – часто повторял он. – Выше своей головы не прыгнешь, так что довольствуйся тем, что имеешь».

На рядовом были тяжёлые латные доспехи, местами проржавевшие, где-то с вмятинами от тренировочных боёв, однако честно прослужившие ещё его отцу. Голову защищал закрытый шлем с красным хохолком, и Миртэл Тольберт видел лишь то, что творится непосредственно перед ним. Знаменосца у рядового, конечно же, не могло быть и он решил, что герба виконта Аострикса на груди будет достаточно. В ножнах ждал своего часа наточенный меч, а лошадь под тяжеленным воином не выказывала никаких признаков волнения или усталости. В какой-то миг, когда перед взором Миртэла Тольберта появилась палатка распорядителя, он было подумал, что стоит развернуть коня и отправиться обратно в казармы, но что-то удержало его от этого и он сделал шаг навстречу своей новой судьбе. Дороги назад теперь не было.