Ядерная осень - Вячеслав Хватов

– Не бойтесь, я не кусаюсь. А вы здесь как одни оказались?

– Мы с дядей Сашей в цирк ехали, а потом свет погас, поезд остановился, и дядя Саша куда-то потерялся.

«Ага, «потерялся», – подумал Скворцов. – Сбежал, сволочь». И уже вслух:

– Ну, пошли на станцию вашего дядю искать.

Дядю они так и не нашли. Видимо, человек он энергичный, далеко убежал, и забота о Маше и Гоше (так звали его новых знакомых) помогла Скворцову в первые дни не сойти с ума от всего пережитого.

Как говорил начальник станции «Цветной бульвар», он же начальник местного штаба ГО: «Чтобы у людей не поехала крыша – их надо чем-то занять».

Вот и занимались все – кто чем. Одни бесцельно блуждали, изучая бесчисленные служебные и технические помещения, другие проводили время в разговорах о том, «кто виноват» и «что делать».

Скворцов, тоже сначала вдоволь наговорившись, отправился осматривать окрестности с пареньком из персонала метро, с которым познакомился на второй день. Он узнал, что, помимо самой станции и двух тоннелей в районе «Цветного», существует еще масса тупиков, «отводных» и «опорных» тоннелей, рабочих стволов и подходов к ним, созданных при строительстве станции, а также тоннельно-дренажные камеры (ТДК), санузлы, венткамеры, пункты технического обслуживания поездов (ПТО) и многое другое.

Потом он присоединился к людям, которые занимались «хозяйственными» делами: таскали воду из скважины, заготавливали «дрова» из всего, что может гореть, в промежутках попивая так называемый «чай», получивший название «цветной», а попросту кипяток, который, он не сомневался, где-то был и чаем «По-павелецки» и «По-ясеневски». Словом, шевелился. Но в эти первые три голодных дня были и такие, кто не разделял оптимизма Скворцова. Оставив попытки сначала уговорить, а потом заставить начальника станции открыть гермодвери и выпустить их наружу, они ушли по тоннелю, в надежде просочиться где-нибудь на поверхность. Таких было довольно-таки много. К концу третьего дня ушло больше половины. Может, кому-то из них и удалось выбраться, судя по тому, что Скворцов потом увидел – к их несчастью.

Что-то тяжелое не давало ему шелохнуться. После нескольких безуспешных попыток он нащупал свободной рукой ножку то ли стола, то ли шкафа. Рывок – и это «что-то» подъехало к нему. Стол. Егор вытянул руку сильнее и нащупал изогнутую буквой «u» трубу радиатора отопления. Еще рывок, еще, и медленно, но верно, ему удалось освободить сначала вторую руку, а затем и все остальное. Отдышавшись, он ощупал себя. Вспоротые на плече костюм химзащиты и свитер слиплись от запекшейся крови. Егор, не сразу найдя свой рюкзак, достал из него фонарик. Луч, разрезав пыльную темень подвала, выхватил чуть не похоронившую его под собой металлическую махину стеллажа и отразился в мертвых глазах паренька, уже успевшего стать его другом. Наскоро перевязав себя, Егор взял из рюкзака Славика только несколько дополнительных патронов к противогазу, нож и пару консервных банок и поднялся наверх.

Сверившись с картой, он двинулся в сторону Гумрака по окраине Волгограда. Бесконечная завеса из облаков, как разведчика укрывшая солнце, не позволяла определить время суток. Часы на мобильном показывали 9:17. Егор продвигался медленно. И так маленькие, да еще и запотевающие, окуляры противогаза ограничивали обзор волгоградской «зеленки». Внутри него росло, поскребывая, будто ногтем по стеклу, тоскливое чувство уязвимости.

Да, безоружному здесь делать нечего. Но где же его взять-то, оружие? Ему – москвичу – в Волгограде? Да и все оружейные магазины и арсеналы в/ч наверняка уже оприходовали вчерашние ночные «гости».

На улице Рутковского Егору пришлось сорок минут пролежать в канаве мордой в грязь, пока мародеры грузили на «Урал» извлеченную из утробы ресторана провизию. А ближе к вечеру, когда он раздумывал, где б ему переночевать, минуя погнутый дорожный указатель с обугленной надписью «Кр. Пахарь», по нему саданули из «калаша». Хорошо, издалека. Наверное, для острастки. Скатившийся со страху кубарем в кювет, Егор опять отметил для себя немереное количество патронов у этих отморозков. Уже затемно он набрел на какой-то подвальчик, спрятавшийся в торце двухэтажного дома, со стороны внутреннего двора. Долго возился с замком и, наконец, одолев ржавый механизм, зашел в пахнувшее затхлостью пристанище крыс и тараканов. И удачно так зашел. Пнув ногой подвернувшееся мерзкое животное, которое с писком бросилось прочь, и матюкнувшись про себя, Егор сделал это еще раз, но уже от радостного удивления, когда луч его фонарика уперся в штабеля из коробок с «Кэмелом», «Данхилом» и «Мальборо». Еще бы, мрачная перспектива стать трезвенником-язвенником, бросившим еще и курить, его не прельщала. А не курил он уже пятый день. Это было тяжело. Кто знает, тот поймет. Вообще-то Егор курил только «Яву», но дареному коню…

Проверив, не фонит ли его драгоценная находка, он с дозиметром в руках обошел весь небольшой подвальчик, не обнаружив больше ничего полезного. Видимо, это был или склад или перевалочная база местного табачного бонзы. Запершись на засов и наскоро перекусив разогретыми на эмчеэсовском патроне-горелке консервами, он весь оставшийся вечер потрошил импортное курево и плотно утрамбовывал табачное ассорти в вещмешок, переделанный из чехла из-под какого-то прибора. Покачав за лямку довольно увесистый переносной вариант табачного ларька, Егор, довольный собой, устроился в углу за нагроможденными коробками из-под сигарет и впервые за несколько дней безмятежно заснул.

В отличие от «Площади Ильича», с «Авиамоторной» не ушел никто. Хлебная и продуктовые палатки, так удачно оказавшиеся в пределах пространства, отсеченного от внешнего мира гермозатворами, а также кое-какие продукты, прихваченные с собой торговцами с Лефортовского рынка, позволили протянуть «местному населению» до той поры, когда стало можно относительно безопасно для здоровья совершать вылазки наверх. Правда, это касалось только радиации.

Вообще к азербайджанцам, составляющим подавляющее большинство торговцев, даже после добровольно-принудительного изъятия продуктов относились хорошо. По крайней мере до тех пор, пока эти продукты не кончились. Что было для них, привыкших к другим реалиям, сильно непривычно. У «авиамоторцев» даже спустя пять дней все еще был хоть и бледный, но настоящий чай, а в рационе станционных спецслужб еще и кофе. Куда девались все подарки судьбы на «Ильича»? Неизвестно. Только те, первые беженцы оттуда, которых еще пустили, рассказывали, что еды там не стало уже на второй день. И это при том, что и народу там было меньше, и на одну продуктовую палатку больше.

Первая группа поисковиков, все те же Сергеев и Епифанов, уже знакомым маршрутом вышли к машинному залу, но, пройдя по коридору, уже не стали подниматься в вестибюль с турникетами, а двинулись дальше по коридору и, проникнув сначала через маленькое помещеньице с гермодверями в комнатку, похожую на дворницкую, заставленную метлами, скребками и лопатами, вышли через обычную дверь в переход, прямо к внешней стороне гермозатвора. Стараясь не смотреть на начинающие вздуваться трупы, обосновавшиеся повсюду – и у «гермы», и на ступенях, Епифанов передернул плечами.