Лето коронации - Маргарет Пембертон

Джек сглотнул подкативший ком и погладил ее руку. Он обожал свою супругу и готов был ради нее на все. Кристина мечтала родить ребенка, но пока им не удавалось осуществить эту мечту.

– Наберитесь терпения, вы оба еще молоды, – успокаивал их доктор Робертс незадолго до своего ухода на пенсию. – Не оставляйте надежды, и ребенок в конце концов появится на свет.

– Главное, поменьше волнуйтесь, – советовал им его молодой преемник спустя пять лет. – Тревога – враг зачатия.

С тех пор минуло еще три года, теперь они даже не осмеливались обсуждать эту проблему. Кристине исполнилось тридцать пять, критический возраст для рождения ребенка.

– Конечно же, это я, любимая! – откликнулся Джек. – А ты думала, что это молочник?

Она рассмеялась и, открыв глаза, с нежностью поинтересовалась:

– Почему так поздно? Выпивал с Дэнни?

Даже спустя много лет после их знакомства у Джека по спине бежали мурашки от звука ее мелодичного голоса. Первое время Кристина говорила с немецким акцентом, теперь от него не осталось и следа. Однако люди безошибочно угадывали в ней иностранку – отчасти из-за ее особой манеры держаться, отчасти из-за типично европейской внешности.

– Нет, – ответил Джек, умолчав о том, что Дэнни ушел сегодня домой раньше, чем обычно. – Я решил разделаться с накопившейся бумажной работой, разбирал счета, составлял отчеты. – Он надел полосатую пижаму. – Сегодня Зак Хемингуэй впервые провел показательную тренировку. Он произвел на всех благоприятное впечатление. Дэнни от него в восторге.

Кристина издала неопределенный звук, который Джек истолковал как одобрительный, и закрыла глаза.

Он нырнул под одеяло, пуховый матрац мягко осел под ним.

– Не засыпай, любимая, – хрипло попросил он, поглаживая жену по шелковистым волосам. У него началась неукротимая бурная эрекция.

Кристина молчала. Это лишь распалило Джека, и он сжал ладонями ее полные тугие груди. Почувствовав, как его пальцы теребят соски, Кристина пробормотала:

– Дорогой, я устала.

У Джека желваки заходили по скулам, а пульс участился. Жена слегка отодвинулась. Он не верил, что она спит. Она иногда обманывала его, чтобы сильнее возбудить. Он мог бы овладеть ею силой, как, бывало, поступал с другими женщинами, и им это нравилось. Но Кристина была не такой, как все, она была единственной в своем роде. В ней ощущались хрупкость и незащищенность леди, и он не осмеливался оскорбить ее. Джек стал целовать ей шею, приговаривая:

– Не обманывай меня, любимая! С чего бы тебе устать? Я хочу тебя, ты это знаешь.

Она накрыла его руку своей и молча повела головой. В полумраке на ее пальце сверкнуло обручальное кольцо, купленное еще во время войны. Сделанное из золота, оно было усыпано аметистами и бриллиантами. На солдатское жалованье такого не купишь…

Кристина не выказала особого восторга по поводу подарка, как на ее месте сделала бы любая местная девушка, и не спросила, где Джек взял деньги. Это его не удивило: ведь она происходила из семьи зажиточных немецких евреев, у них подобные подарки считались вполне естественными, а лишних вопросов задавать было не принято.

Вот и Кристина восприняла дорогое кольцо как нечто само собой разумеющееся. Впрочем, он и не ждал от нее благодарности, Джеку доставляло удовольствие исполнять все ее желания. Ради этого он и купил клуб «21». Он намеревался на нем неплохо заработать, чтобы ни в чем не отказывать жене, лелеять и баловать ее, хоть как-то компенсировать отсутствие у них детей и помочь забыть о страданиях, которые она испытала в юности в фашистской Германии.

Но сейчас его вожделение было настолько велико, что он заскрипел зубами от досады. Кристина дышала ритмично и глубоко, но Джек все равно не верил, что она спит. Наверняка она только притворяется. Но ничего не поделаешь. Он неохотно убрал руку с ее груди, лег на спину и уставился в темноту. В голове возникла тягостная мысль: а не притворяется ли она, что испытывает удовольствие во время их редких совокуплений? Ему стало совсем тошно.

Он тяжело вздохнул. Для него секс никогда не являлся проблемой. Уже с подросткового возраста он пользовался благосклонностью девочек. Желающих порезвиться с ним всегда было предостаточно. Вот почему к тридцати с лишним годам он стал великолепным, искусным любовником. И пожалуйся он кому-нибудь, что испытывает сексуальную неудовлетворенность, ему бы никто не поверил.

Уже не впервые ему пришло в голову, что зря он себя так истязает: ведь ему достаточно подмигнуть любой местной девчонке, и проблема немедленно решится. К тому же по нему по-прежнему сохла Мейвис, все еще не забывшая их давнишний роман. А Мейвис весьма соблазнительна! Захотелось курить, но он боялся разбудить Кристину. Оставалось одно – попытаться уснуть. Но сон еще долго не приходил к нему в эту ночь.

На другое утро, дождавшись, когда будет удобно побеспокоить Боба Джайлса, Леон Эммерсон поспешил к викарию. Рассвет недавно занялся, и небо, окрашенное первыми лучами солнца в нежный абрикосовый цвет, обещало отличную погоду. В палисаднике перед двухэтажным домиком викария цвели анютины глазки, флоксы и осенние тюльпаны. В кустах пурпурного ракитника щебетали птицы. Со стороны Блэкхита на площадь выбежал Зак Хемингуэй, совершавший утреннюю пробежку. Не заметив его, Леон быстро прошел по дорожке и постучался в дверь.

Зак остановился, упершись кулаками в бока, чтобы отдышаться. Как обычно, он пробежал по пустоши круг длиной в шесть миль и теперь возвращался назад.

Пустошь и Гринвичский парк – прекрасные места для тренировок. Новое местожительство его вполне устраивало. Ему нравились узкая крутая улочка, ведущая с площади к Льюишему с его оживленным базаром, и садики на площади, и поросшая вереском пустошь, и симпатичная деревня Блэкхит, похожая на небольшой городок.

Зак проводил взглядом темнокожего мужчину, входящего в сад викария, отметив, что он совершенно не вписывается в типично английский пейзаж. В еще большее изумление его привело то, что викарий впустил этого человека в дом, ни о чем не спрашивая. Несомненно, это какой-то местный житель. Но что занесло сюда выходца из Вест-Индии? Темнокожие моряки обитали возле доков, а Льюишем и Блэкхит находятся от них довольно далеко.

Зак медленно побрел к жилищу Куини Тилет, посматривая на дом Коллинзов и гадая, встала ли Керри. Возле своей калитки он остановился и внимательно вгляделся в окна спальни Коллинзов. Шторы на них были задернуты. Неужели супруги все еще спят? Ведь Керри пора отправляться торговать овощами в Льюишем!

– Доброе утро, – услышал Зак приветливый женский голос и обернулся. На другой стороне улицы стояла Летти Дикин. – Вы новый жилец Куини? – проговорила она с заметным йоркширским акцентом. – Обычно она пускает к себе только гомосексуалистов. Будьте начеку, иначе и не заметите, как станете вилять бедрами и называть всех «милашками».

Зак расхохотался: