Операция "Трест". Шпионский маршрут Москва - Берлин - Париж - Армен Гаспарян
Шрифт:
Интервал:
У Колчака – воровство, интриганство, непонимание души народной. У Деникина – воровство, интриганство, непонимание души народной. У Врангеля – воровство, интриганство, непонимание души народной. Некий отяготевший над ними закон.
Честнейшие люди окружены ворами. Бескорыстнейшие вожди – честолюбцами. Демократы – держимордами николаевского режима.
Что оставалось делать нам, видевшим эти язвы, предчувствовавшим неизбежное поражение? Умыть руки, как это сделали многие “патриоты”? Или признать русский, пусть колеблемый ветром, пусть изорванный, пусть даже испачканный, и все-таки наш, родной, когда-то гордый и славный флаг? Признать – помочь. Признать – предостеречь. Признать – служить ему безответно. Что касается меня, я признавал и горжусь этим.
Потеряв армию, можно бороться – можно создать новую армию. Потеряв территорию, можно бороться – можно завоевать утраченное пространство. Но потеряв и территорию, и армию, надо признать свое поражение, и если бороться, то иными путями, вдумавшись в смысл поражения и устранив причину его.
Недостаточно написать демократическую программу, необходимо уметь воплотить ее в жизнь. Деникин – за Учредительное собрание, но штабы, тылы, “Осваги” Деникина – за “Его Императорское Величество”. То же Колчак. То же Врангель. Скажите крестьянину, что от коммуны его освободят кадетствующие помещики, – и он не поверит вам. Скажите красноармейцу, что от коммуны его освободят старорежимные генералы, – и он не поверит вам. Представьте себе, что вы русский крестьянин. Красные мобилизуют вас, реквизируют хлеб и скот, расстреливают за дезертирство. Белые тоже мобилизуют вас, реквизируют хлеб и скот, расстреливают за дезертирство. Фамилии красных ненавистные и чужие: Ленин, Троцкий, Подвойский. Фамилии белых ненавистные и чужие: Кривошеий, Глинка, Климович. Красные говорят: мы за народ, за крестьян. Белые говорят: мы за народ, за крестьян. За красными недоговоренно скрывается «Ве-че-ка», за белыми недоговоренно скрывается царь. Что бы вы делали в этом, поистине безвыходном, положении?
Крестьяне ненавидели и тех и других и, ненавидя, кланялись и тем и другим. Приветствовали красных, приветствовали и белых. Чтобы крестьянин дрался за совесть, не щадя живота своего, надо, чтобы белое дело стало делом не помещиков, не министров, не самозарождающихся и дорого стоящих “Всероссийских” правительств, а его крестьянским, хозяйским делом. Но тогда долой не только воров, интриганов и держиморд, но и “Осваги”, и тылы, и “Как стоишь, сукин сын?!”, и епископа Вениамина и прочее, и прочее, и прочее – все наследство старозаветного строя. Ни Колчак, ни Деникин, ни Врангель не смогли или не захотели сделать эту необходимую хирургическую операцию. Кто сумеет сделать ее, кто сумеет борьбу против большевиков из борьбы за старозаветные пережитки сделать борьбой за новую, свободную, крестьянскую Россию, тот победит большевиков. И для победы этой не нужно иностранных солдат и миллиардов франков. Нужна только пламенная любовь к родному народу и вера в русского мужика».
Однако Савинков в очередной раз просчитался. Создавая свой план, он предпочел вовсе не учитывать политических реалий советской России, о которых, положа руку на сердце, знал крайне поверхностно. Его методология была хороша и актуальна для 1919 года. А вот в 1921 году настали уже совсем другие времена. Окончательно убедившись в невозможности скинуть большевиков, крестьянство резко качнулось в сторону их признания. Виной тому была новая экономическая политика, которая прежде всего поначалу ликвидировала столь ненавистную многим продразверстку и колхозы.
Восстание запланировали на середину августа 1921 года. Подпольные представительства савинковского союза должны были к этому времени подготовить повстанческие отряды по всей территории советской России. Ударные группы было решено бросить маршами на Москву, Петроград и Орел. Предполагалось, что началом восстания послужат террористические акты против лидеров большевиков, взрывы военных объектов, уничтожение железнодорожных путей. Двадцать пять диверсионных отрядов были готовы по первому сигналу перейти границу и начать победоносное свержение советской власти в западных губерниях России, Белоруссии и Украины.
Однако узкоспециализированные (исключительно на убийства коммунистов) боевики так и не смогли поднять восстания. В городе Холмы чины отряда правой руки Савинкова полковника Павловского ликвидировали несколько сотен человек. У Полоцка пустили под откос поезд, ограбили подчистую всех пассажиров, расстреляли 15 членов партии. Но ведь явно не на это делал ставку Савинков. То крестьянство, на которое он так надеялся, уже перестало существовать. Уставшие от бесконечной войны люди, запуганные красным террором, хотели одного – спокойной жизни. Не случайно ведь к тому моменту полностью сошли на нет многочисленные повстанческие армии Антонова и Сапожкова.
Да и ЧК не дремала. В кратчайшие сроки «карающему мечу партии большевиков» удалось ликвидировать западный и черноморский отделы Народного союза защиты Родины и свободы. План поднять всенародное восстание рухнул. Даже ярому ненавистнику коммунизма сэру Уинстону Черчиллю стало совершенно ясно, что нужна новая методика. Однако радоваться чекистам было рано, о чем на совещании на Лубянке им открыто заявил нарком просвещения Луначарский, находившийся в свое время с Савинковым в ссылке:
«И вот никто ему не верит, и все рады повернуться к нему спиной. Но в этих случаях Савинков придумывает новый трюк. Он с костяным стуком выбрасывает на зеленое поле свои карты, и вся эта банда, не верующая в себя, близкая к отчаянию, хватается за него, как за спасительную соломинку, как за возможного вождя. И вновь его принимают министры, едут к нему на поклон генералы, и вновь в карман суют ему миллионы, он вновь на хребте новой мутной волны. Савинков наиболее яркий тип в самой своей мутности…»
Тот год был вообще фатальным для Савинкова. Один за другим рушились его блестящие планы. Отряды, готовые к борьбе с большевиками, были интернированы в Польше. Черчилль ушел в отставку, и, как следствие этого, прекратилось финансирование из Англии. Новый друг Муссолини не проявлял больше интереса к русским антикоммунистам. Даже на литературном фронте, где Савинков почти всегда умел брать реванши у судьбы, его ждало горькое разочарование. Новая книга «Конь вороной», в которой он рассказывал о своей борьбе с большевизмом, не пользовалась успехом. Во истину пророческими были слова, сказанные Савинковым в самом конце:
«Сроков знать не дано. Но встанет Родина – встанет нашей кровью, встанет из народных глубин. Пусть мы “пух”. Пусть нас “возносит” ненастье. Мы слепые и ненавидящие друг друга, покорные одному несказанному закону. Да, не мы измерим наш грех. Но и не мы измерим нашу малую жертву…»
Но и это все не остановило самого Савинкова. Вечный певец «активизма» остался верен себе. Он лично взялся разрабатывать серию террористических актов против лидеров государства рабочих и крестьян. В апреле 1922 года совместно с английским разведчиком Сиднеем Рейли планировалось осуществить покушение на советского дипломата Григория Чичерина на Генуэзской конференции. Однако итальянская полиция задержала бывшего охотника за царскими сановниками, и убийство не состоялось. Равно как и ничего не получилось в Берлине, куда прибыли три боевика во главе все с теми же Савинковым и Рейли.
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!