Москва-Лондон, кот и букет невесты - Елена Дженкинз

— Да, у меня все замечательно! — тоном бешеного зайчика ответила Эмили. — Свадьба была прекрасная!

— Именно об этом я и хотел спросить…

И голос у него такой жалостливый, аж противно. Он пожалеть звонит, что ли?!

— Ой, прости, меня зовет режиссер. Пока! Созвонимся!

Она бросила телефон в теплый желтый песок под ногами и потопталась. Достали! Звонят, звонят — и все время не те! Не тот, вернее. Еще и сочувствуют теперь.

— Себя пожалей, идиот!

Она позвала Чарли и попросила заказать билет на самолет на тридцать первое, вечером.

— В Лос-Анжелес. И никакой Москвы.

Пора бы и к врачу записаться. А Ник, если ему интересна судьба Эмили, пускай первым звонит. Она же не девочка-подросток, чтобы бегать за ним.

«Ну хорошо, я все равно ему скажу. После Нового года, чтобы не портить человеку праздник».

Эмили обняла руками живот и нахмурилась:

— Если ты мальчик, назову тебя Юл Бриннер. На зло ему!

Но голос Ника ответил в мыслях: «Не веди себя, как ребенок».

— Хорошо, не буду, — пропищала она и вдруг заплакала.

— Ко-о-ля, ну что ты лежишь бревном вторые сутки?

Нинушка, домоправительница, принесла ему чай на подносе. Зеленый, без сахара. Терехов скривился и откинул голову на подушку.

Его спальня была просторная, в бежевых и золотистых тонах, и цвет напоминал о платье Эмили, которое он с нее снимал.

— Нинуль, тошно мне.

Весь вчерашний вечер он смотрел фильмы, в которых снималась Эмили, и стало только хуже. Она — гениальная актриса. Без шансов, что она захочет усложнить себе жизнь присутствием стареющего русского. А если она разочаруется в нем? Николай меньше всего хотел топтаться по хрупким осколкам ее сердца, как выразилась Настена. Он жаждал заботиться об Эмили, а не вносить разлад в ее складную жизнь.

Домоправительница присела на край кровати и сказала загадочным шепотом:

— А я знаю, что тебе нужно, Коль. — Она потянулась руками под кровать и вытащила шахматную доску. — Мы в шахматы с осени не играли.

— Не хочу.

— О-о, так и в депрессию не долго уйти. — Нинушка осуждающе покачала головой и сказала: — Ты влюбился, что ли?

— Влюбился.

— А почему не поедешь к ней?

— У меня постельный режим.

— А по-честному?

Он вздохнул тяжело и признался:

— Да зачем я ей сдался, Нинуль?

— Коль, я тебя не узнаю. Чтобы ты — и не взял, что хочешь?

— Не трави душу, — попросил он и отвернулся.

Нинушка работала в особняке еще в те времена, когда хозяйка была жива, а Настена носилась по комнатам, как сквозняк. Сейчас же здесь, в Барвихе, и так скука смертная, а теперь еще и апатия навалилась.

Терехов не уходил в отпуск столько лет, что за двое суток отсырел. Он лежал в кровати в полосатой пижаме и покрывался мхом от безделья. Хотелось учудить что-нибудь эдакое, но тоска съедала, и в итоге не хотелось ничего.

Завтра Новый год. Надо бы подарки под елку сложить. Николай каждый год собирал большой прием с родственниками и друзьями у себя, но в этот раз никого не желал видеть. Подарки так и лежали неупакованные.

Впрочем, до завтра еще времени вагон, можно сто раз передумать.

«А все равно поеду к ней в Калифорнию, первого января и двинусь на запад. Скажу, что по делам примчался. Хоть посмотрю на нее».

От этой мысли стало легче. Даже в горле запершило.

В обед дочка поскреблась в дверь и вошла, сурово взирая на форменное безобразие в лице Царя Николая. Она выпустила из рук Рыжего, который вальяжно потянулся и пошевелил длинными усами. У него на шее был бантик.

— Он с кошачьей вечеринки, — ответила на немой вопрос Настя, а оглядевшись, скептически приподняла бровь. — Нет, это пора прекращать, — возмутилась она и распахнула задернутые шторы, впуская свет.

— Уйди, Настасья, я в печали, — пожаловался Терехов, зажмурившись.

— Я тебя сейчас святой водой как окроплю! В печали он. Ты меня удивляешь, пап. Тебе ведь знак свыше упал: закругляйся с работой, начни жить для себя; Цербер со Стасом со всем справляются, тебе не о чем волноваться. А ты, вместо того чтобы зажить припеваючи, начал медленно разлагаться.

— Как будто ты причину не знаешь! — взбрыкнул он, но Настена была та еще коза, она тоже стукнула копытом и выдала:

— Ты бы хоть позвонил этой причине, ухажер! Совести у тебя нет.

— Не по-О-о-нял. Ты же была против.

— Была. Думала, у тебя обычный петушиный бзик, а она поддалась мимолетной слабости, но не поранилась. А ситуация-то серьезный оборот приняла. Я все эти дни наивно ждала, когда ты лестницу в облака построишь, как обычно. А ты как-то уныло завис на земле. Несолидно, Большой Босс. Первый раз вижу, чтобы ты расклеился.

Он и сам это знал. Долой статистику, факты на лицо.

— Честно тебе сказать? Первый раз боюсь сделать следующий шаг. Но я уже решил, что после Нового года смотаюсь в Штаты. Даже если она меня не ждет, так хоть другом прикинусь.

— Ой ё-о-о. Она ждет, пап. Стас ей звонил, говорит, она никакая.

— Никакая? — он расплылся в довольной улыбке, проглотив целую глыбу надежды. — Совсем?

— Пока еще не совсем. Но ты подожди еще месяцок, и будет полный звездец и капитуляция. Ты ж не садист, поступи гуманно.

— Хм… Ничего не понимаю. А со мной она бодро общалась, вся такая счастливая, занятая.

Настя присела рядом и постучала ему по лбу костяшками, уничтожая последние сомнения:

— Але, гараж! Она, вообще-то, актриса.

И будто шторы не только с окон, но и с глаз сорвали. Николай соскочил с кровати и принялся вышагивать по комнате, воодушевляясь с каждой секундой.

— Ну зачем я ей?!

— Ты сначала предложи, а она пускай решает. Очень даже можешь пригодиться в плане быта. Джеймс Бонд под боком еще никому не помешал.

— Я же больной!

— Главное, что не на всю голову. А если в длительный отпуск уйдешь, то и по горам снова с дядей Валиком будешь скакать, как горный козел.

— Настасья, я люблю ее, понимаешь?

Дочка улеглась на кровати и отхлебнула холодного зеленого чая, скривившись.

— Н-да. Хороша свадебка получилась. Ты влюбился, Лизу нашу, которая сестра Стаса, тоже внезапно окольцевали. Ушел ли оттуда хоть кто-нибудь в одиночестве?

— Соня.

— Ой, она не в счет. Ее не приглашали. Нечего портить нам показатели.