Его падший ангел - Аля Алая

– Приехали, – водитель выводит меня из оцепенения у подъезда и я суну ему деньги за проезд, быстро выхожу из машины и делаю последний рывок наверх.

Лифт как всегда сломан и приходится взбираться по лестнице. Но так даже лучше, в движении я не так циклюсь на собственном состоянии, несусь по пролетам, длинному коридору и трясущимися руками открываю квартиру.

Ну вот и все, швыряю ключи на пол и закрываю лицо ладонями. Без таблеток становится невыносимо. Все тело в холодной испарине и зуб на зуб не попадает. Вытаскиваю из шкафа коробку с двумя упаковками сильнодействующего снотворного, единственное, что мне сейчас поможет уснуть. Только сон будет длиться не положенные восемь часов – это уже навсегда.

Я так давно все спланировала и осталось только привести план в действие. Выхода все равно нет, с каждой минутой становится все сложнее себя контролировать. Если не выпить таблетки сейчас, то уже через минут десять я буду валяться на полу не в силах даже нормально двинуться, а боль будет медленно убивать меня изнутри.

Не хочу так. И чтобы видели меня такой, тоже не хочу.

Вскрываю пузырек и забираюсь на кровать прямо в обуви, натягиваю на себя одеяло и засыпаю в рот россыпь мелких пилюль.

Они приклеиваются к небу и языку, но постепенно рот наполняется слюной и я глотаю все до последней.

Действующее вещество через слизистые быстро проникает в кровоток и веки тяжелеют, сон наваливает стремительно и глушит болевой синдром.

В голове так много всего сейчас крутится.

На центральном месте в ней Мирон.

Он вернулся в мою жизнь так стремительно и навел в ней полный бардак. Мне плевать на его истинные мотивы, я все равно благодарна ему за эти пару дней рядом со мной. Такой калейдоскоп эмоций мне не приходилось испытывать, наверное, никогда. Как же давно я не чувствовала себя настолько желанной.

Это всегда был он, мальчик в которого я влюбилась. Зная, что больна, я старалась не заводить привязанностей, но с ним произошел прокол. То свидание из рядового соблазнения ради пустого романчика переросло в настоящее чувство.

Мирон так трогательно смотрел, так нежно прикасался ко мне, что ледяное сердце оттаяло и я испугалась за нас обоих.

Врачи тогда давали мне всего год и я не хотела рушить его жизнь бессмысленной привязанностью, рубила ее на корню. Сгорала от бессилия и невозможности контролировать свою жизнь, бесилась. Заводила новые отношения, вела себя как эгоистичная стерва, раня себя так же больно, как и его.

Переезд в Германию был только к лучшему. Для меня появился шанс отсрочить своей конец, а у Мирона возможность продолжить жизнь без меня.

И он справился, разбогател, завел девушку.

Он сейчас наверняка еще в парке, возможно, ищет меня, но не найдет. А когда найдет, будет уже поздно. Еще утром, когда мы уходили, я положила на стол прощальную записку. Всего пара строк, но больше я не смогла ничего выдавить из себя. Мне нечего сказать этому миру, кроме прости и прощай.

Мирон все поймет и даже если сначала погорюет, его быстро отпустит. Даже хорошо, что мы не переспали, тогда ему точно было бы тяжелее. А так я простой легкий недороманчик с девушкой из прошлого. Больной и обреченной на смерть. Зачем ему такая? Знай он правду, сбежал бы сразу.

Боль отпустила, но мне безумно холодно и с каждой минутой все хуже, будто я попала в ледяную пустыню. А может я уже попала за какую-то грань сознания и так должно быть?

Как через километровый слой ваты я слышу свое имя, оно дергает меня из свинцовых лап сна, но уже поздно.

Тело окутывают теплые канаты, они связывают его и сжимают, покачиваю на волнах спокойствия. Наверное, я тихонько плыву в рай.

Перед глазами мелькает череда картинок, давно забытых и совсем свежих.

Самое раннее воспоминание из детства – мама и папа целуют меня и держат на ручках, кадры с бабушкой и дедушкой, мой первый маленький щенок и волнистый попугай, вспышки из детского сада и школы. Потом первый поцелуй и первый парень, учеба в университете и куча новых подруг, наши вечеринки, танцы до утра, кино и мальчики. Смерть мамы от несчастного случая, моя болезнь, смерть папы, Мирон. Слайды воспоминаний щелкают и перескакивают, перемешиваются. Сливаются в цветное пятно калейдоскопа и постепенно затухают, растворяются в темноте.

Это ждет всех нас, а мой черед уже пришел.

Ады нет.

Оборачиваюсь вокруг, чтобы убедиться. Рассматриваю толпу рядом.

Сбежала.

Жмурюсь и матерюсь. Какого хрена она всегда все портит? Испугалась того, что происходит между нами? Не захотела со мной переспать? Да Ада всегда в лицо меня посылала, что на этот раз изменилось?

Что-то не так. Это чувство ноющего дискомфорта было со мной весь день и весь вечер.

Дежавю, этот день, эта Ада, это легкое платье и ее «спасибо за этот день»

Блядь!

Да она попрощалась!

Не может этого быть. Быстро бегу к выходу, расталкивая толпу гуляющих и пытаюсь различить ее силуэт. Мне нужно срочно ее найти. У Ады же была неделя, врач сказал она должна продержаться где-то семь дней. А этот день только третий. Черт. Может, все было хуже, чем врач предполагал и время вышло раньше?

Почему же она молчала? Глупая драная кошка, убить ее хочется. Откуда это дикое упрямство? Одно слово и я бы помог. Дура!

Запрыгиваю в машину и нервно жду на педаль газа, набираю номер врача:

– Семен Эдуардович, время вышло раньше.

– Как она себя чувствует? Симптомы опишите.

– Да не знаю, я, – от собственной бестолковости хочется выть, – мы были в парке, Ада выглядела хорошо. Но она попрощалась, понимаете? Я отвернулся только на минуту и она исчезла.

– Ты идиот, Мирон, – раздался в трубке скрипучий голос.

– Я еду к ней домой, – жму на клаксон и объезжаю по обочине пробку, – у вас же все готово, высылайте машину.

– Хорошо. Надеюсь, мы успеем.

Бросаю от злости телефон и ору немым голосом, бью кулаком по рулю. Какой же я идиот, так все проебал!

Бросаю машину у подъезда, даже не закрывая водительскую дверь и не заглушая двигатель. Взбегаю по лестнице барабаню в дверь, за которой тихо. Может Ада не приехала?

– Чего ломишься? – тот самый мудила, сосед Эдик. Стоит у своей двери шатаясь.

– Дома?

– Да, – он затягивается сигаретой, – слышал, как она минут десять назад дверь открывала.

– Черт, – с разгона выношу хлипкую дверь и залетаю в квартиру. Глаза бешено прыгают вокруг, выискивая Аду.

В кровати, только макушка торчит. Подлетаю и сдергиваю одеяло. Все еще в платье и босоножках. На тумбочке упаковки от снотворного. Она выпила все.