Всё изменится завтра - Мария Высоцкая

— Виктор Сергеевич, — подал руку.

— Садись. Вижу, невтерпеж тебе, выкладывай. О чем хотел поговорить? — Официантка принесла две чашки кофе.

— Про груз, про Григоряна, Аню…

На последних словах Золотарев поднял на него взгляд, оставляя свою чашку кофе.

— Это он ее?

Артём кивнул.

— Ты же понимаешь, что он теперь труп?

— Понимаю, и готов предложить помощь.

Виктор задумался на пару секунд, смерив Старкова хмурым взглядом.

— Зачем она мне, помощь твоя?

— Чтобы остаться в этом деле чистым.

— И чего ты хочешь взамен?

— Кто вывез груз?

— Дядя твой.

Кофе они пили в пустом кафе, на окраине города. Время близилось к шести. Наступало утро. Помещение пропиталось мраком и тишиной ночи, но даже эта проникновенная тишина, после слов Золотарёва стала громкой. Острой, разрывающей барабанные перепонки.

Внутри проснулся давно уже спящий огненный вулкан. Артём положил ладони на край стола, слегка откидываясь назад, настолько, чтобы полностью разогнуть локти.

— Олег?

— А у тебя их несколько?

— Зачем ему это?

— А ты напряги мозги и подумай, ты Олегу отказал, корректно, но отказал. А Алмазов не привык к отказам. Он тебя вырастил, — усмехнулся, — выкормил, а ты работать с ним дальше не захотел.

— Не захотел…

— Видишь, — сделал глоток, — а ты на меня думал. Знаю, что на меня, джигит вон как расстарался, — хмуро, — дочь мою убил. Вижу, не удивился, что Анечка — дочь моя. Все знаешь… так вот, и я знаю, что ты к ее смерти отношения не имеешь. Я тебе не враг, хоть ты и хочешь так думать. Твой враг гораздо ближе. Кровный враг.

Удивили ли слова Золотарева? Скорее нет. Он и сам уже давно думал что-то подобное. Последний год они все чаще расходились с Алмазовым во мнениях. Что-то подобное было ожидаемым, ожидаемым, но все равно бабахнуло, как гром, среди ясного неба. Отставил чашку и направился к выходу из кофейни.

Пальцы сжимали брелок от БМВ, перекатывая тот по ладони. В машине первым делом закурил. Выкурил две сигареты подряд, безэмоционально глядя в одно точку. Решал для себя, что делать дальше. Важное решение, определяющее всю дальнейшую постановку дел. Завел машину, медленно встраиваясь в поток появившихся на дороге машин. Уже двадцать четыре часа без сна, но ни в одном глазу. Бодрствовал. Так мало времени, такой короткий срок, а сделать еще нужно многое.

Если Олег так осведомлен о его делах, значит, среди своих есть стукач. Первая мысль — Семен. Он с дядей с самого начала. С самим Артемом работает последние три года, и все три года, между ним и Алмазовым зреет конфликт. Семен — идеальная кандидатура, но это слишком предсказуемо. И Олег это понимает. Значит, кто-то другой…

* * *

— Что с тобой происходит! Как корова на льду, соберись уже! Тяни носок, выше, четче. Что ты как курица на насесте? — громкий крик, закладывающий уши. Эмоции на пределе.

— Черт, — остановилась, переводя дух.

— Что ты встала, En avant, пошла нога. Молодец! — Удар в ладоши.

Пульсация. Жгучая боль в содранных коленях, отвратительное ощущение. Боль, сквозь слезы, чтобы парить. Чтобы жить. Легкое движение руки, от бедра, скольжение тыльной стороны ладони по лицу, выходящее в прямой локоть. Прыжок, продвижение за стремящейся вперед ногой…

На грани, каждый поворот, шорох, все через призму чертовых мыслей… Мыслей о победе, силе духа… выстреле. С детства вариться в этих рассуждениях, с детства закаляет себя, через боль, слезы. Каждый шаг — это уже победа. Каждый промах, даже самый мелкий, дикое, бешеное поражение. Не просто проигранная битва — целая война. Бессонные ночи, изнуряющие тренировки, натруженные мышцы, не желающие работать. А работать надо, ради себя, ради цели, ради будущего. Раскатистый выстрел. Падение. Вставшие в глазах слезы. Поворот, прямая нога. Плие… падение. Невозможно.

— Соберись! Это грация? Это смерть! Бездарь, ты бездарь, — порождающий тошноту крик. Горечь на закусанных губах.

Набраться сил. Чуть-чуть. Собраться. Руки в кулаки и вновь — в бой. С открытым сердцем, душой. И все по кругу. День-ночь, не важно. Не имеет смысла. Есть только она и танец. Боли нет, как и усталости.

Только работа. Вперед, для себя. Ради себя. До полного истощения.

— Плохо Вера, о чем ты думаешь? Техника отвратительна… с такими темпами ты районный конкурс не потянешь, не то что всероссийский.

— Алла Николаевна, я соберусь, дайте мне минуту, я обещаю, — с надеждой в голосе.

— Иди домой. Сегодня ты уже показала все, на что способна.

Громкие шаги, они пятикратно отдаются в ушах. Прижимается спиной к зеркалу, подтягивая колени к себе, упирается в них лбом. Опять поражение. Опять эта боль, потерянность…

Апрель…

Вечерело.

Выкрутив руль. Мужчина свернул на подъездную дорожку огромного четырехэтажного особняка, светящегося, словно новогодняя елка.

Пальцы ввели код безопасности, а мозг снова колыхнулся от Алмазовской паранойи и безумного желания себя обезопасить. Но ведь если кому-то сильно понадобится лишить его жизни, он не побрезгует скинуть на дом бомбу и дело с концом. По крайне мере, сам бы Артем сделал именно так, ввиду отсутствия других вариантов. Думал так и сам удивлялся, насколько обыденной стала его жестокость. Правда, его враги, как и он сам, привыкли тихо-мирно копошиться в кустах, поджидая лучшего момента, чтобы укусить.

— Артемий, — Олег Эдуардович обнял племянника, встречая того в гостиной, — давно не заходил. Я уже начал забывать, как ты выглядишь.

— Дел куча.

— Понимаю. Идем за стол, Лариса ужин приготовила.

Отпив из бокала минеральной воды, мужчина остановил пристальный взгляд на Алмазовской жене. Рыжеволосая, худая, на пять лет старше его самого. Банально и пошло — вот все, что приходило в голову. Глупая, но расчетливая, она появилась так неожиданно, впрочем, также неожиданно захомутала дядю, успев при этом забеременеть. Не прошло и двух лет, как бывшая маникюрша, стала владелицей салона, и женой уважаемого господина Алмазова.

Хмыкнув, Артем поймал на себе слегка недовольный взгляд Олега, но с успехом тот проигнорировал. Он никогда не считал нужным относиться к Ларке с уважением — шлюха она и есть шлюха, только эта оказалась умнее других.

— Артем, ты даже не притронулся к еде, — Лара поджала губы, растерянно глядя на полную тарелку, — не вкусно?