Врачебные связи - Ирина Градова

– Встретился?

– Ага, как же! Они отвели меня в подсобку, а там отметелили как следует. Потом выкинули на задний двор, а там одни склады и люди появляются редко. Повезло, что дворник вышел и, увидев меня, вызвал «Скорую», а то ведь холодно в тот день было – мог бы замерзнуть, к чертовой матери!

– Да уж, повезло… Митрохин-то гад, оказывается!

– Вот тут я не так уверен, Анна Демьяновна. Илья Митрохин сам ко мне пришел, в больницу. Извинялся за случившееся, сказал, что охранники, которые меня били, уволены и что если я захочу подать на них в суд, он не станет чинить препятствий. Но он все же попросил, чтобы я этого не делал, и обещал оплатить лечение, если понадобится что-нибудь сверх страховой сметы.

– Видать, ему действительно не хочется огласки! О чем еще вы говорили?

– Я рассказал ему все о «Голудроле» и о том, сколько людей на самом деле пострадало от препарата.

– Полагаешь, Митрохин этого не знал?

– Во всяком случае, выглядел он потрясенным. Хотя, может, он хороший актер?

– Он что-нибудь сказал?

– Сказал, что должен во всем разобраться. Попросил предоставить документы и заявления людей. Митрохин говорит, что сделает все возможное, чтобы отозвать «Голудрол», но не все, дескать, зависит от него, ведь он – председатель совета директоров, а не единоличный владелец фирмы!

– Хорошо уже то, что он хоть что-то пообещал, – задумчиво проговорила я. – Но Влад сказал, что в палате кулаками махали, а вы, оказывается, цивилизованно поболтали?

– Так кулаками махали, – закивал Толик. – Когда митрохинская мамаша нагрянула с телохранителями. Не знаю, зачем они ей – не жена же президента, в конце концов!

– Может, она опасается пострадавших от продукции фирмы?

– Или просто понты кидает.

– А чего орала?

– Видимо, Митрохин не сказал ей, что ко мне собирается. Она стала отчитывать его, говорить, что адвокат посоветовал ни в коем случае со мной не встречаться, что кучка крикунов не может подорвать престиж «Фармаконии» и так далее.

– А Митрохин что?

– Разозлился. Наверное, не хотел позволить матери руководить собой, ведь всем известно, что именно он ведет дела, а она всего лишь владелица пакета акций. Это все он ей и высказал, не стесняясь в выражениях. Она в слезах вылетела из палаты, но напоследок наговорила прибежавшим на шум врачам гадостей.

– Значит, у матери с сыном не такие уж доверительные отношения?

– Выходит, так. Кажется, Илья старается держать ее подальше от бизнеса, а мамашу этот факт возмущает.

– Разумеется, ведь он – ее сын, ее собственность, а все, что принадлежит ее собственности, автоматически должно принадлежать ей.

Толя выпучил на меня глаза.

– Вы, что, действительно так считаете?!

– Разумеется, нет, но она, по-видимому, да. Что ж, она – мать, и этим все сказано.

– Митрохин – взрослый человек!

– Для матери возраст значения не имеет: уж поверь, я знаю, о чем говорю. Кстати, ты уверен, что все это не было фарсом?

– То есть?

– Сам посуди, ты месяц не мог встретиться с Митрохиным – и вот он сам прибегает, причем не ставя в известность никого из своих приближенных. Что, если все происшедшее – отлично разыгранная сцена?

– С какой целью?

– Усыпить твою бдительность, потянуть время, заработать еще десяток миллионов на «Голудроле»… Такое возможно?

Толя медленно кивнул.

– Я не знал, что и подумать, увидев Митрохина в палате, – пробормотал он. – Такие, как он, сами никуда не ходят – они присылают адвокатов или помощников, не опускаясь до уровня простых смертных! А тут – сразу двое Митрохиных на меня одного…

– Ма, я дома!

Дашка вернулась. Как обычно, она ворвалась на кухню подобно цунами и застыла при виде гостя.

– Даша, ты помнишь Толика Кречета? – спросила я, зная, что если она и забыла, то разговор с братом непременно освежил память.

– Привет, – сказала дочь, разглядывая синяки на лице парня. – Не ожидала, что ты так быстро оклемаешься, – Влад говорил, тебе здорово досталось!

– Молодость берет свое, – ответила я за него. – В мои годы процесс выздоровления шел бы куда медленнее!

– Ма, опять ты про возраст? – застонала Дарья.

– Кстати, Толик останется на ночь, – добавила я, поймав ее удивленный взгляд. Однако к чести дочери надо сказать, она не попыталась задавать вопросы при госте.

Я посвятила ее в ситуацию, отправив его спать.

– Ну, ма, ты даешь! – воскликнула она. Сколько раз за последнее время я слышала этот возглас от разных людей? – Мало тебе своей работы, так ты еще и адвокатом заделалась?

– Не так уж много у меня работы.

– Запомни, ма, адвокат в семье – я, и тебе с самого начала следовало обратиться ко мне!

– Ты, доча, нам не по карману, – покачала я головой. – Кроме того, твоя специализация – уголовщина, а у нас пока, слава богу, до этого не дошло.

– Дойдет! – убежденно заявила Дарья. – Разве Толя не собирается подавать в суд за избиение?

– У него сейчас других дел по горло.

– Ну да – спускайте этим неандертальцам побои, ждите, пока убьют! – уперев руки в бока, фыркнула она. – А потом ищем справедливости, а ведь можно было решить дело без смертоубийства.

– Хорошо, что ты предлагаешь?

– Во-первых, подать заявление на охранников «Фармаконии». Во-вторых, я могу от лица пострадавших встретиться с Митрохиным и попробовать договориться о компенсации – в их положении эти деньги не будут лишними.

– Зачем тебе это надо, Дашутка? – спросила я. – Не твое же поле деятельности?

Зная дочь, я догадывалась, что у нее имеются причины делать такое щедрое предложение, но мне хотелось знать их, прежде чем подписывать на это Толю и его друзей.

Откинув длинные серебристые волосы за спину движением, достойным Шэрон Стоун в «Основном инстинкте», она ответила:

– Ну, мам, дело обещает быть громким, понимаешь? Все станут о нем говорить, возможно, по телику покажут репортаж… Адвокату нужен пиар!

– Разве тебе его не хватает?

– Одно дело – отмазывать от тюрьмы уголовников и подпольных авторитетов, и совсем другое – выступить на стороне справедливости!

– Какая же ты корыстная, дочка! – в ужасе выкатила я глаза.

– Все это, – она картинным жестом обвела гостиную, где мы сидели, – приобретено на эту самую «корысть», не забывай! Кроме того, какая разница, если вопрос будет решен и пострадавшие получат, что причитается? Разве плохо, если и адвокату достанется немножечко хорошего пиара? Заметь, если мы проиграем, я не возьму ни копейки. Но мы выиграем!