Ваня Жуков против Гарри Поттера и Ко - Ирина Ковальчук

Как всё это было знакомо и как отличалось от всего, что было за стенами храма! Ваня вспомнил о Пашке. Интересно, как бы непоседа Пашка чувствовал себя в храме. Наверное, переминался бы с ноги на ногу, без конца бегал пить молебную водичку и спрашивал бы, дёргая его за руку: «Ну, когда уже конец?». А, может, он бы тихо простоял минут десять, поражённый торжественностью службы, но потом всё равно побежал бы пить водичку.

Ваня посмотрел на группу малышей, суетившихся у кануна. Канун – это такой большой и длинный подсвечник прямоугольной формы с распятием, куда ставят свечи об упокоении усопших родственников. Тут малышам – приволье: весь канун уставлен свечами, которые железным колпачком на длинной ручке легко можно гасить. Малыши с нетерпением ждали того момента, когда свеча догорит, и её можно будет задуть, а огарок отнести в специальную коробочку. Также нужно было убирать с красивой золотой поверхности кануна капли воска, наплаканного свечами. В общем, работы было предостаточно! А ещё горящие свечи иногда обжигали колыхнувшимся пламенем или горячей восковой слезой. Тогда малыши со слезами на глазах бежали к мамам, прося подуть на обожжённое место.

Отвлекшись от кануна, Ваня представил себе Гарри Поттера, стоящим рядом с ним в храме. Наверное, мальчик с молнией на лбу выхватил бы свою волшебную палочку и пытался бы заколдовать обжёгшую его свечу. «Мальчик, что ты делаешь?» – услышал бы он замечание от кого-нибудь, стоявшего поблизости. – «Мальчик, не вертись, ты отвлекаешь от службы», – сказал бы кто-нибудь ещё. – «Ах, я отвлекаю от вашей Службы? – подумал бы Гарри. – Да я сейчас превращу её в жабу, эту вашу Службу!» – Он стал бы шептать свои заклинания, размахивая палочкой, его точно вывели бы в притвор и сделали внушение.

– Сынок, идём, подойдём к батюшке, – мама похлопала его по плечу и взяла за руку, как маленького.

– Ма, я сам, – отдёрнул руку Ваня.

– Батюшка, а я сегодня не одна, – услышал он счастливый голос мамы.

– Очень хорошо, – мягким голосом сказал батюшка. – Ну-ка, ну-ка, отрок. Возмужал! Вот это так возмужал! Прямо-таки Илья-Муромец!

Батюшка всегда, шутил, и все дети его любили. Ваня сложил руки крестом под благословение. Батюшка благословил его и сказал:

– Не пропадай больше, хорошо?

– Постараюсь, – ответил Ваня и опустил глаза.

– Вот и хорошо, – сказал батюшка, положил ему руку на голову и, слегка потрепав по волосам, добавил: – Иди с Богом, отрок Иоанн.

Со смущённой улыбкой сын подошёл к маме, которая вся просто сияла. Служба продолжалась.

Ваня уже заканчивал переодеваться, когда в раздевалке появился Пашка.

– Кто к нам пришёл! – радостно хлопнул друга по плечу Ваня, но тот в ответ ничего не сказал и как-то кисло улыбнулся.

– Ты что, заболел? – насторожился Ваня.

– С чего ты взял? – нехотя буркнул друг.

– Да вялый ты какой-то...

– Чего уставился? – перебил его Пашка. – Иди, тренируйся. На меня пришёл смотреть, что ли?

Ваня ничего не ответил, а просто приложил ладонь к Пашкиному лбу, прошипел «пш-ш-ш» и одёрнул руку, как от раскалённого утюга.

– Сим-сим больной, – сказал он, подражая знакомому малышу, не умевшему выговаривать слово «совсем», и покачал головой.

– Ванька, иди, а то двину, – огрызнулся Пашка, который, явно, был не в духе.

– Сидоров, с возвращением! – Иван Сергеевич радостно поприветствовал вошедшего. – Ты надолго к нам вернулся?

– Да уж постараюсь, – ответил Пашка невпопад.

– Да ты уж постарайся, дорогой, а то нам как-то скучно тут без тебя. Ладно, давай догоняй ребят.

Всю тренировку Пашка молчал. Это было просто нечто из ряда вон выходящее, и все это заметили, а Вовка Иванов, с которым Пашка в тот момент боксировал в паре, сказал ему после очередного пропущенного удара:

– Эй, язык покажи.

– Чего тебе? – не понял Пашка.

– Язык покажи, говорю.

– Ну, на, смотри, если не видел, – буркнул в ответ Пашка, открыл рот и высунул язык.

– Смотри-ка, – изобразил удивление Вовка. – Язык на месте! А я-то думал, что ты его проглотил!

– Дурак, – резко ответил Пашка и нанёс напарнику запрещённый удар.

– Эй-эй! Ты чего это разошёлся? – Иван Сергеевич тут же сделал замечание.

– А чё он пристаёт? – возмутился Пашка.

– Чё-ничё, а правил не нарушай, – сказал Иван Сергеевич, надевая перчатки. – Иди-ка сюда, я с тобой побоксирую.

Пашка тут же пропустил несколько ударов.

– Давай, давай, наступай, – подбодрил его Иван Сергеевич, но Пашка, наоборот, сник ещё больше. – Сидоров, ты после перерыва совсем форму потерял. Больше тренировки не пропускай – это тебе не на пользу.

– Ладно, – согласился Пашка, чем окончательно всех удивил. Чтобы Сидоров и не пререкался! Такого за ним раньше не водилось.

На улице после тренировки Ваня решил сразу взять быка за рога.

– Слышь, не пойму я тебя. С тебя сняли домашний арест, а ты как будто и не рад!

– Да уж! Радости полные штаны! – наконец-то Пашку прорвало и, развернувшись, он закричал, махнув рукой перед лицом любопытного друга: – А ты знаешь, какой ценой его сняли?

– Не знаю, какой?

– Не знаешь, вот и не говори! – огрызнулся Пашка.

– Паш, ну, ты расскажи мне, тебе же легче будет.

– Да ни фига мне легче не будет, отстань!

– Что, папа выбросил все твои игры?

– Ну и выбросил бы, что за беда?

– Так что же тогда случилось? Тебя кто-то унизил? – Ваня вспомнил свой случай в школе. Он знал, как это больно.

– Может, и унизил, а может, и нет.

– Кто, Лёха Крутой? – выпалил Ваня.

– Чего? – не понял Пашка. – Ванька, чего ты пристал? Тут жизнь, можно сказать, с рельсов сошла, а ты с каким-то Лёхой лезешь?

– С папой что-то? – осторожно спросил Ваня.

– Да, с папой, в том-то и дело, – ответил Пашка совершенно упавшим голосом.

– Заболел? – Ваня задал свой вопрос предельно осторожно.

– Это уж, точно, что заболел, – Пашка, казалось, обрадовался правильно найденному образу. – Ну, ладно, расскажу тебе. Ты, ведь, всё равно не отстанешь, знаю я тебя. – Немного помолчав, как бы размышляя, с чего лучше начать, он сказал: – Неделю назад мой папа запел.

Ваня решил, что друг опять издевается над ним, и уже хотел, было, возмутиться, но Пашка его остановил:

– Не перебивай, иначе ничего не расскажу.

Оказалось, что Пашкин папа стал петь и в ванной, и на кухне, и чаще всего арии из опер, особенно «Тореадор, смелее в бой...», а вчера вечером зашёл к сыну в комнату «для серьёзного разговора». Пашка сначала удивился, потому что причин для такого разговора не было: в дневнике – всего парочка замечаний, за поведение только четвёрки и пятёрки, оценки по предметам тоже заметно улучшились, но папа стал говорить не о нём, а о себе. Дескать, устал он жить один, друг ему, видите ли, нужен, вернее, подруга, и вообще, в доме должна быть женщина, и такую он, наконец-то, встретил и завтра она уже переедет к ним жить! Места у них достаточно, конечно, придётся кое-где и потесниться, но зато у них начнётся нормальная жизнь с домашними обедами и женским порядком в доме. Папа заверил сына, что женщина эта ему понравится, тем более, что она готова полюбить его таким, каким он есть, то есть, со всеми его недостатками. «Вот так, мой мальчик», – закончил папа, – завтра у нас с тобой начинается новая жизнь».