Проклятие Ильича - Андрей Шопперт

Как изкандалов сделать нож, Левина, естественно, незнала. ИОра незнала. Расплавленного металла Марьяна Ильинична инстинктивно опасалась— это было настолько рефлекторно, что стоило даже подумать ораскалённых докрасна кандалах, как руки сами норовили заспину спрятаться. Новыбора особого небыло.

Марьяна села нагрязные нары, взяла вруки кандалы ипопробовала вновь окунуться впламенное озеро, которое недавно огненным штормом бушевало вгруди. Словно она была нечеловеком, авулканом, идержала всебе бурлящую лаву. Колдовство охотно откликнулось иринулось туда, куда ему указали— накалило кандалы дорыжины. Неверя глазам, словно погрузившись встранный, пугающий сон, Левина держала вруках искрящие отперегрева цепь идва прикреплённых кней заклёпанных браслета. Словно пластилиновый, она оторвала один отсцепки иповертела вруках. Цепь ивторой браслет упали напол сшипением, астаруха опасливо отскочила всторону. Причём очень даже бодро для своего-то возраста.

Левина держала вруках сочащийся жаром кусок железа иневерила себе. Разуму своему больше недоверяла. Невозможно это! Никак невозможно держать вруках мягкий отогня металл инеиспытывать ниболи, нистраха.

—Дык тебя инесожжёшь,— вдруг радостно пояснила старуха.— Данесиди ты! Шевелись!

Марьяна Ильинична словно изступора вышла— распрямила браслет, словно извоска вылепила изнего подобие ножа. Сручкой инеочень острым, новполне пригодным лезвием. Такое можно обостатки кандалов попробовать наточить. Несколько искр упали наветхое платье, прожгли прорехи вподоле, ноего это неособо-то испортило. Горелые дыры затерялись среди пятен болотной грязи, потёртостей исальных потёков.

—Режь давай!— радостно протянула Левиной свои запястья целительница.— Небоись, кровищи небудет. Так, малёха покапает. Вобморок негрохнешься?

—Недолжна,— выдавила Марьяна ирешительно схватила старуху заруку.

Нож уЛевиной получился отвратный. Слишком тупой. Апергаментная, тонкая кожа, покрытая старческими пятнами, лишь проминалась под подобием лезвия. Отбессилия иотвращения хотелось взвыть, ноМарьяна Ильинична взяла себя вруки исказала:

—Сначала наточить.

Исостервенением принялась задело. Надо отдать старухе должное— танепискнула исособо ценными советами под руку нелезла. Сама попробовала правой рукой левую отрезать, данесмогла. Ипотом, даже отрежь она себе одну кисть, вторую-то всё равно придётся Марьяне оттела отделять. Апока кандалы настарухе, вылечить она себя несможет. Вобщем, патовая ситуация. Что бысделал Владимир Ильич? Оттеснил быжену плечом отстрашной картинки исказал бы: «Ты, Дюймовочка моя, погуляй сходи, аяпока тут сам справлюсь». Наглаза даже слёзы навернулись. Левина плакать себе незапрещала. Хочешь? Плачь! Нодело делай. Толкай, вставай, иди, тяни, добивайся. Легче тебе оно даётся, когда слёзы наглазах— дахоть обревись.

Вот исейчас полутупым ножом она таки смогла отрезать старухе руки. Апотом держала их, пока целительница колдовала. Белый свет залил окровавленные запястья, слепя обеих пленниц, ивгрызся вистерзанные руки. Старуха смежила набрякшие веки ичто-то невнятно бормотала, шамкая морщинистым ртом. Марьяна Ильинична напряжённо сидела рядом, борясь сдавно подступившей кгорлу дурнотой. Камера выглядела, как поле битвы, проигранной хаосу исмраду. Наполу— жжёная солома, куски кандалов, капли окалины, ошмётки болотной грязи ибурые пятна крови, которой было вовсе нетак мало, как Левина надеялась.

—ТынеОра,— сказала старуха, открыв глаза.

Еёруки вдруг воинственно сжались вкулаки, напредплечьях под загорелой кожей проступили зеленовато-голубые вены.

—ТынеОра!— обвинительно повторила она, исощурившись посмотрела вглаза Марьяне Ильиничне.

—Испасибо скажите, что неОра. Она предпочла тихонечко сдохнуть, погасив свою Искру.

—Твоя правда,— спокойно кивнула старуха, сжимая иразжимая кулаки ишевеля пальцами.— Нукак старые!

Она обрадованно посмотрела насвалившиеся напол кандалы ипредвкушающе улыбнулась:

—Охинаведём мысейчас шороху. Звать-то тебя как?

—Марьяна,— честно ответила Левина.

Асмысл теперь-то скрывать правду?

—Икак тытут оказалась?— слюбопытством вгляделась внеё старуха.

—Сама незнаю. Меня… притянуло сюда, что ли. ОтОры воспоминания остались, нокакие-то сумбурные, нечёткие. Ничего толком неразобрать. Вот ядумаю— где яикто теперь?

—Дык огневичка ты. Дакакая могучая, диву даёшься, откуда такая силища вэдакой тщедушной девке. Небоись, Марья, выберемся мытеперь стобой, как пить дать. Аколи невыберемся, дак хоть порезвимся напоследок. Мож, кого изинквизиции этой святой натот свет ссобой заберём. Томятся небось, олухи церковные, вожидании свидания сГосподом-то,— целительница предвкушающе потёрла руки инеожиданно закончила:— Пожрать бытолько. Якак поворожу, так такой голод накатывает, хоть волком вой.

Есть действительно хотелось, иочень. Нутро скрутило вголодном спазме, аворту ажслюна набралась отодного лишь упоминания оеде.

—НеМарья, аМарьяна. Дверь, кстати, можно поджечь,— просипела Левина, сглатывая вязкую слюну.— Ипить тоже хочется.

—Дверь нету смысла трогать, она снаружи листами жестяными обита. Ты, вестимо, можешь дыру проплавить, нопотом вголодный обморок рухнешь. Ая, коли попытаюсь тебя поднять, рискую рядом прилечь. Недалеко убежим. Иное что-то измыслить надобно. Целительский дар— онсупротив людей дазверей хорош. Асупротив остального— огненный. Нам друг друга держаться надо,— вынесла вердикт старуха ипосмотрела насобеседницу почти ласково.

—Ичто нам теперь, ждать, пока кто-нибудь занами непридёт? Ведь неизвестно, сколько ждать!

—Воистину тоневедомо,— задумалась целительница ипринялась перебирать пальцами длинные бусы, что скрывались под лохмотьями платья.— Тогда ялягу, атыголоси, что померла я.Только стражники комне подойдут, тут яих, молодчиков, ишарахну. Аты, главное, сиди итрясись.

Марьяна Ильинична подняла спола остатки кандалов иприладила назапястья, там где рваный рукав открывал тонкую руку. Второй рукав— счудом уцелевшей кружевной оборкой— натянула пониже, досамых пальцев, аруку обмотала цепью. Отсоприкосновения сметаллом огонь внутри словно замер, затаился. Колдовать теперь Левина если исмогла бы, торазве что совсем немного, снатугой.

Дукуна скрючилась насвоих нарах, подтянув колени кживоту. Глаза остались открытыми, ностранно остекленели, изприоткрытого рта потянулась ниточка слюны.

—Выжеживая?— навсякий случай уточнила Марьяна.

—Мёртвая!— язвительно ответила целительница изатихла, замерев.

Стало тихо. Где-то застеной зашуршали толидругие пленники, толикрысы.