Планета №6 - Антон Антонов

Поэтому она пришла ночевать к Артуру.

Ночь прошла бурно, поскольку Евгения была ненасытна и, даже когда партнер потерял наконец сознание, продолжала пользоваться его телом как катализатором.

Совершенно обезумевший от восторга инопланетный Наблюдатель еще до наступления ночи утратил всякую способность к осмысленным действиям. Он начисто забыл о своей миссии и впал в полукоматозное состояние. Только волны восторга накатывали на него одна за другой, и это действовало как наркотик.

Он купался в море любви и не хотел выходить на берег. Острые приступы наслаждения пробивали его, как электрический ток, плавно сменяясь томным состоянием непреходящего кайфа и ожиданием нового взрыва.

И когда очередной взрыв не наступил, а кайф неожиданно улетучился, словно его выдуло ветром, Наблюдатель почувствовал какое-то странное опустошение, плавно перетекающее в нестерпимую тоску.

Мама Артура, встретившая обнаженную Евгению ночью на пути в туалет, была удивлена, но не шокирована. Она не имела привычки ворчать на нынешнюю молодежь и чужого ворчания тоже не одобряла.

Правда, когда Евгения утром вышла обнаженной к завтраку, она все-таки спросила:

– А что, у молодых теперь так принято?

– Прошу прощения, – скромно потупив глаза, произнесла Женечка, но так и не оделась до самого ухода.

Перед уходом выяснилось, что Женя где-то потеряла свои старые армейские ботинки, которые очень колоритно дополняли ее костюм. Бандана, обрезанная майка, шорты и армейские бутсы на три размера больше нужного – ансамбль не для слабонервных.

Артур предложил сходить на речку и поискать – может, они еще там. Ему не хотелось расставаться с самой любвеобильной девушкой из всех семи, которыми он обладал за свою половую жизнь.

Но девушке уже не терпелось расстаться с ним, и, подарив Артуру последний поцелуй, который был ничуть не хуже первого, она шепнула еще раз «спасибо!» и бесшумно сбежала вниз по лестнице босиком.

Палачи Якудзы перебрались через пролив Лаперуза вплавь, ибо выше их достоинства было обращаться к правительству сопредельной державы за разрешением на въезд.

Остров Сахалин, куда они попали, когда выбрались на берег и вытряхнули воду из ушей, некоторые считали Северной Японией, но палачам Якудзы это было все равно.

Они прибыли на остров всемером, поскольку самураи всегда ходят группами по семь человек, и об этом знает каждый ребенок, который смотрит кино. К тому же шести человек для намеченной операции было мало, а восемь – это несчастливое число. Оно делится без остатка на четыре, а число 4 японцы не любят, так как оно обозначается тем же иероглифом, что и слово «смерть».

Но в тот момент, когда якудзы под покровом ночи переодевались из гидрокостюмов в цивильную одежду в тени гигантских лопухов, море внезапно взволновалось, и прибой выбросил на берег бездыханное тело еще одного самурая, в котором палачи Якудзы сразу узнали своего юного соратника Анаши Кумару.

– Он погиб как герой, – с неподдельной скорбью в голосе произнес палач Хиронага Сакисима по прозвищу Студент.

Тут бездыханное тело неожиданно шумно задышало, закашлялось, выпустило из горла струйку воды и, открыв глаза, хрипло осведомилось:

– Я уже стал бабочкой?

Он не был похож на бабочку, и самураи отрицательно покачали головой, а Хиронага Сакисима осуждающе спросил:

– Зачем ты здесь, Кумару-сан?

– Я хочу своими руками убить господина Ясуку Кусаку, – ответил Анаши Кумару, потрясая мечом для харакири, потому что другого у него не было. Боевой меч утонул в проливе Лаперуза, когда Кумару-сан боролся с волной.

– Каким оружием ты хочешь драться с господином Кусакой? – удивился Хиронага. – У тебя ведь нет меча для боя, а священный самурайский кодекс Бусидо запрещает обращать меч для сеппуку против врагов.

Голос господина Хиронаги звучал так, словно он хотел намекнуть, что самураю, потерявшему боевой меч, не остается ничего, кроме как совершить это самое сеппуку, которое ничем, кроме названия, не отличается от харакири.

Однако Анаши Кумару еще не посетил невропатолога, а без этого нельзя было и думать о харакири.

– Грозная волна выбила из моей руки меч для боя, – сказал он, понурив голову. – Но я приобрету себе другой, выбив его из руки врага.

Очевидно, он представлял себе Россию кишащей врагами, которые все как один размахивают над головой боевыми мечами.

Однако деваться было некуда, и семи самураям пришлось взять Анаши Кумару с собой. В противном случае он грозил переродиться в бабочку немедленно и пренебречь ради этого даже посещением невропатолога, что могло серьезно демаскировать всю операцию.

Воины Якудзы не хотели оставлять следов, а из мертвого тела с распоротым животом мог получиться такой след, который не заметил бы разве что младенец.

Во избежание этого семь самураев разрешили Анаши присоединиться к ним. Однако в результате их стало восемь, и это было первым предвестием того, что из экспедиции не выйдет ничего хорошего.

Говорят, будто самым осведомленным человеком по части автостопа в России можно считать некоего Антона Кротова, который съездил на попутках из Москвы в Магадан и обратно, после чего написал об этом книгу. Но Женя Угорелова не читала этой книги и не нуждалась в ней. Она и без всяких книг умела останавливать попутки самым надежным способом, хорошо известным по фильму «Греческая смоковница», который был очень популярен в России в начале перестройки.

На обочине трассы Петербург – Москва она почти на глазах у сотрудников ГИБДД, скучающих в душной комнатке стационарного поста, сняла свой многострадальный топик и покрутила им над головой.

Первая же машина, которая шла в этот момент по трассе, резко сбилась с курса и с грохотом врезалась непосредственно в пост ГИБДД.

Следующая машина – огромный дальнобойный «Мерседес» с длинной белой фурой – воткнулась в патрульные «Жигули», желтые с синей полосой, но гаишников словно хватил паралич. Ловя челюсть у пола, они ошалело переводили взгляд со своей погибшей тачки на гологрудую девицу, которая наконец тормознула сверкающую никелем иномарку.

В иномарку тотчас же врезался «Запорожец» ядовито-зеленого цвета. Сквозь облупленную краску тут и там проступала ржавчина. Но «Запорожец» был уже на излете, и больших повреждений иномарке не нанес. Ее владелец подумал было вылезти и учинить разборку по всем правилам, но Евгения, изящно согнув голые ножки, уже втянула свое соблазнительное тело в салон и проворковала самым ласковым тоном, на какой только была способна:

– Поехали, дорогой.

И дорогой поехал, а «Запорожец» остался наедине со своим водилой, еще не верящим своему счастью.

Он благополучно ушел не только от разборки, но и от гаишников, которые наконец пришли в себя и всем коллективом обрушились на дальнобойщика, раздавившего казенные «Жигули» как пустой орех.