Меня зовут Астрид! - Шарлотта Ланнебу

терплю, когда что-то делают неправильно, а исправлять отказываются.

Я снова закрыла нос рукавом и пошла к Тильде на кухню.

— Ты что, не хочешь играть с Исабель? — спросила она.

— Нет, — ответила я. — Она играет неправильно.

— Чем же ты тогда хочешь заняться?

— А нет ли у Исабель планшета? — спросила я.

— Когда я дома, он занят. Но могу предложить бумагу и ручку.

Тильда дала мне бумагу и ручку, и я уселась рисовать покемонов. Сама Тильда рисовала такие замечательные вещи, что я почти сразу забыла про дурной запах.

— А можешь нарисовать мне значок команды «Юргорден»? — попросила я её.

Все в нашей семье болеют за «Юргорден», и мы с Бланкой тоже. У нас нет выбора, потому что Юлле иначе нас поколотит. Данте с Юлле и на матчи ходят.

Тильда начала рисовать. Но сначала ей пришлось погуглить, чтобы проверить, какие там на самом деле цвета. Представляете, она этого не знала! От изумления я едва не свалилась со стула.

— Я болею за «Лександ», — объяснила Тильда.

— А откуда этот «Лександ»?

— Из Даларны! Там классно!

— Почему же ты тогда живёшь не там, а здесь, если там так хорошо?

— Потому что мне хотелось жить в настоящем городе.

Она протянула мне рисунок. И правда вышло похоже на эмблему «Юргордена». Только, как известно, она заострена снизу, а Тильда её немного скруглила. И вышло по-дурацки. Я не знала, что и сказать. Нет, такой рисунок я никогда не смогу повесить у себя над письменным столом.

Голова у меня шла кругом из-за жуткого запаха и всех неправильностей и странностей, которые мне приходилось тут терпеть. И вот, когда я решила, что мне совсем не нравится дома у Исабель, взгляд мой упал на полку с комиксами.

Я подошла и принялась внимательно их просматривать. Там было полным-полно Лаки Люка, Астерикса и Тинтина. А ещё Роки, он нравится папе — это про пса, который пил пиво. Некоторые сборники наверняка понравились бы маме — те, у которых были такие печальные обложки, с грустными девушками, она любит читать про такое. Я вытащила Доналда Дака, старого Фантомаса и журналы Мад. Такая полка всей моей семье понравилась бы, потому что мы все читаем комиксы.

Я уселась на диване в гостиной и приоткрыла окно, чтобы можно было спокойно читать и не думать о том, как тут воняет.

Начала я с Лаки Люка. Вообще-то мне больше всего нравится самая последняя страница, когда он едет один на своей лошади Джолли Джампер и поёт I am a poor lonsome cowboy…

Это так прекрасно и в то же время грустно. Папа говорит, что, когда что-то кажется одновременно грустным и прекрасным, это придаёт жизни особый вкус.

— Эй, Астрид! Астрид!

Я подняла голову. Передо мной стояла Тильда:

— Да ты тут всё выстудила! Разве тебе самой не холодно?

Она подошла к окну и закрыла его.

— Я просто немного проветрила, — сказала я, не отрывая глаз от Лаки Люка, он как раз заканчивал очередное приключение.

— Твой папа пришёл, — сообщила Тильда.

— Сейчас, только дочитаю последнюю страницу.

Папа подошёл ко мне и присел рядом.

— А это я, кажется, читал! — улыбнулся он. — Про то, как они проводили телеграф по всему Дикому Западу, верно? Как тебе повезло, что Томми собирает комиксы.

Я ничего не сказала.

— Она так просидела, не шевелясь, два часа, — доложила Тильда.

— Она любит читать. Пойдём домой, — позвал папа в тот самый момент, когда Лаки Люк поскакал на закат и сердце моё наполнилось печалью.

Мы шли по лугу к нашему дому. По такой тропинке Исабель нипочём не пройти на её каблуках. Папа держал меня за руку. А я вспоминала приключения Лаки Люка.

— Как же он мог скакать быстрее собственной тени? — спросила я.

— А ты сама догадайся! — рассмеялся папа.

Пока папа готовил ужин, мы увидели в окно, что мама пришла и стоит на крыльце. Мы сразу догадались, что настроение у неё ужасное. В таких случаях она чуть не лопается от злости.

— Ой-ой, — сказал папа. — Похоже, мама в воинственном настроении. Бланка, Юлле, Астрид — живо убирайте обувь! А потом строимся!

Когда мама приходит грознее тучи, остаётся только одно. Первым делом мы молниеносно расставили все десять тысяч пар ботинок в коридоре, а затем встали с Бланкой в почётный караул у входной двери, всем своим видом стараясь изобразить радость и послушание. Юлле спрятался в своей комнате. Папа приветствовал маму широкой улыбкой и помог ей снять пальто.

— Привет, Ханна! Как день прошёл? — спросил он елейным голосом.

— Хуже некуда! Корректор всё перепутал, пробные оттиски пришли с опозданием, лучшему редактору вздумалось взять отпуск, а моя любимая столовая перестала готовить на ланч пибимбап[6], — сердито сказала мама.

— Ох, бедняжка, — посочувствовал папа. — Позволь предложить тебе кусочек лосося? Он уже на плите.

— А где Юлле? Ходил он сегодня в школу? А в своей комнате порядок навёл? Успела ли Бланка к зубному? И понравилось ли Еве у Тёрнблумов? Кто-нибудь вообще помнит, как выглядит Данте? В коридоре чёрт ногу сломит! Почему ты до сих пор не повесил полку? Нам нужно больше крючков!

— Сейчас подмету! А остальные вопросы уладим после ужина, — сказал папа примирительно.

Бессмысленно было разговаривать с мамой, пока она не поест. Потом мы убрали со стола и помогли вымыть посуду. А маме заварили её особый травяной чай.

— Ева-Астрид, подойди сюда, — подозвала меня мама. Она пила чай, сидя на диване. — Как всё прошло у Исабель?

— Хорошо! — радостно крикнул папа из кухни. — Она всё время читала.

— Ничего хорошего! — возмутилась я.

— Почему? — насторожилась мама. — Что случилось?

— Ничего особенного. Но там воняет!

— Как это — воняет?

— У них дома плохо пахнет, я не хочу туда больше ходить.

Мама поспешно встала и сделала нетерпеливый жест. Похоже, успокоительный чай не оказал на неё никакого эффекта.

— Нет, я так с ума сойду! Ну нигде эта девочка не может ужиться! Ох, мне надо прогуляться!

И она пошла к нашей соседке Дагге, у которой тоже случаются неудачные дни, и тогда она так напускается на своих сыновей-близнецов, что на всю округу слышно. Час спустя я увидела, как они вдвоём прошагали мимо нашего окна. Иногда они курят на прогулках и думают, что их никто не видит. Точь-в-точь как Юлле.

Папа уложил нас спать.

— Давай ещё разок попробуем, — сказал он мне, взбивая мою подушку. — Тебе же лучше будет.

Я попробовала. Но в следующий понедельник