Золотой автомобиль - Енэ Рейтэ

– Касательно Горчева я уже сообщил в полицию, но он, к сожалению, тем временем ушел.

– Как так? Когда он ушел?

– Я не видел.

– Где же ты был?

– Под роялем.

– А до этого?

– Под софой. Господин Горчев утром вломился в дом, ворвался в комнату мадемуазель Аннет, а меня несколько раз ударил. И всякий раз одно и то же: когда я падал без сознания, он запихивал меня под мебель.

Лабу и генерал взвились по лестнице через три ступеньки. Аннет горько плакала в своей комнате.

– Я слышал, Аннет, – робко начал ее отец, – что Горчев был здесь…

– Да… он уехал час назад, – Аннет совсем разрыдалась. – Ты отправил его в пустыню. Знай же: я его невеста, если он умрет, я тоже умру.

– Аннет, не говори так… Я и сам не рад… но что теперь делать? Может, у него хватит ума вернуться…

– Никакого ума у него нет, и он не вернется, – воскликнула Аннет.

Лабу и генерал стояли и стояли, слезы Аннет капали и капали. Скоропалительное решение молодого человека крайне расстроило их. Вошел Андре и доложил:

– Я полагаю, доставили известие о господине Горчеве.

Появилась рука на перевязи, забинтованная голова, лицо, исполосованное пластырем: Лингстрем.

Лабу нарушил короткую тягостную паузу:

– Я был потрясен, когда Аннет мне сообщила, что этот ненормальный молодой человек…

– Нет, нет и нет! – вспыхнула девушка. – Иван Горчев ответил на вызов, как полагается джентльмену!

– Дело касалось защиты мадемуазель Аннет, – констатировал барон.

– Я не просила защиты. И насколько я понимаю, наше с вами знакомство вас к этому не обязывало.

– Я пришел, Аннет, именно потому… простите, почему вы смеетесь?

– Не сердитесь. – Она, смеясь, выбежала из комнаты. Генерал и Лабу переглянулись: ну и взбалмошная девчонка. Они, слава богу, не видели, как в соседней комнате Аннет уселась на ковер, уже не сдерживая хохота: ей вспомнилось, как Горчев смущенно вертел шляпу и бормотал: «Я ему отрубил ухо… плохо… да?» Потом без всякого перехода зарыдала. Теперь он, верно, в легионе.

Милый, любимый, сумасшедший! Конечно, уже добрался до места. Шесть часов…

Господи боже, шесть часов! Тулон! Встреча у бензоколонки. Она схватила шляпу, плащ и побежала.

После ухода Аннет в салоне царила довольно холодная атмосфера. Барон Лингстрем прервал молчание:

– Поведение Аннет не внушает мне оптимизма.

– Похоже на то, – поморщился Лабу. – Этот свихнутый молодец спутал все наши расчеты.

– Вы знаете, – обратился Лингстрем к де Бертэну, – что Портниф в Ницце?

– Имел счастье его повстречать, – генерал многозначительно поправил черную повязку на лбу.

– Вы, возможно, связались с этим типом? – спросил хозяин.

Барон помолчал минуту.

– Видите ли, поскольку ваша дочь не отвечает мне взаимностью, я решил вести себя в этом деле соответственно собственным интересам.

– Понимаю. Рука моей дочери служит залогом вашего с нами союза.

– А если итак!

Лабу налил коньяка в простои стакан, выпил и, улыбаясь, посмотрел в глаза барону:

– Хотите откровенно?

– Да, прошу вас…

– Радуюсь от всего сердца, что моя дочь не выбрала вас, господин барон.

– Что вы имеете в виду?

– Послушайте, я всегда был джентльменом. Но, прежде чем стать миллионером, я прослужил несколько лет в адской Сахаре. С тех пор, знаете, в серьезных случаях я привык выражаться как легионер, без всяких салонных фирли-флю…

– Я знаю, что вы служили в легионе. Припоминаю также, что вы сторонник бескомпромиссных действий…

– Бросьте! К черту эти утонченные издевки! Нечего передо мною нос задирать, я побольше вашего знаю жизнь. Кроме стихотворений Шелли я усвоил классический хук!

– Гюстав! – пытался вмешаться генерал.

– Оставьте, господин генерал, меня забавляет провинциальная фразеология хозяина дома.

– Вы ранены и вы мой гость. Я вас извиняю только поэтому, – Лабу выпил еще стакан коньяка, словно это была просто вода. – Вы не находите странным связывать вашу помолвку с делом, к которому Аннет не имеет ни малейшего отношения?

– Появление этого господина Горчева сильно поколебало мою веру в прочность нашего союза.

– Послушайте, вы! – Лабу резко повысил тон. – Моего слова более чем достаточно для всякого союза, запомните раз и навсегда. Что касается господина Горчева – это форменный псих, лучше бы его пристрелить, а то он бог знает что еще натворит, но это парень что надо – я вам говорю, а уж перед его суингом просто снимаю шляпу. И… фехтовать он тоже, кажется, умеет.

Все просветы на заклеенном пластырем лице барона побагровели:

– Как я выяснил, этот Горчев – агент-провокатор.

– Доказательства!

– В шестнадцать лет он стал спортивным тренером, а значит профессиональным фехтовальщиком.

– Я был в армии тренером по боксу и получал особую плату за уроки. Полагаю, вы все же продолжаете считать меня джентльменом!

– В семнадцать стал матросом, – продолжал Лингстрем биографию Горчева. – Отсидел месяц в токийской тюрьме по делу о браконьерской рыбной ловле. Выдворен из всех греческих гаваней как непременный участник любой поножовщины. Позднее был аккордеонистом в Порт-Саиде в знаменитом притоне «Такелажник Боб»…

– Ну и ну! Потрясающий парень! И я еще стыдился, что он мне выбил зуб, – воскликнул Лабу.

– Теперь я не удивляюсь, что вы не считаете меня достойным вашей семьи, – Лингстрем поднялся. Его лицо горело, глаза сверкали. Распрощались быстро и холодно.

– Ты думаешь, Лингстрем теперь будет против нас? – спросил Лабу, когда они остались вдвоем.

– По-твоему, он до сих пор был с нами? – беспокойно возразил де Бертэн. – Ты ему что-нибудь говорил про автомобиль?

Лабу смутился.

– Говорил ты ему про золото?

– Конкретно ничего. Шутливо, правда, упомянул, что мой голубой «альфа-ромео» стоит не менее десяти миллионов фунтов.

– Боже мой, ты спятил!

– Чего ты разволновался? Автомобиль стоит здесь у дома, а по ночам Паркер стережет его в гараже. Да, зря я доверился Лингстрему, хотя… хотя его отец был таким приличным человеком.

– Твой отец тоже был приличным человеком, – взорвался де Бертэн.

– Верно.

Лабу помрачнел и нажал на кнопку звонка. Явился Андре. Его левый глаз сократился до размера лесного орешка.