Волшебный театр Гримгора - Сергей Охотников

— Кто-то донес эти глупости генералу, и Вернона забрали.

После слов Роббина Николас еще долго не мог успокоиться. Сидел у себя в углу, нервно перебирал ткань и думал о том, что на кухню может зайти кто угодно. Тот же генерал вдруг решит отругать повара за испорченный обед или, наоборот, похвалить за вкусный. Но время шло, на кухне появлялись одни только мальчики-посыльные. Вскоре Ник успокоился и снова взялся за исследование пуговицы. Он вертел ее в руках, пробовал на зуб, смотрел на просвет. Именно таким образом и обнаружились ее чудесные свойства. Оказалось, что, глядя сквозь пуговицу, Николас видел все четче и лучше. А еще отлично различал материалы — ведь они светились разными цветами. Ник никогда не знал, чем отличается сатиновая ткань от крепдешина или кашемира и что вообще это за слова такие. Ассортимент его суконной фабрики был совсем небольшим. Но, глядя сквозь пуговицу, он видел узоры из светящихся искорок, точно определяющие, что это за ткань и с чем ее едят. В этих исследованиях прошел еще один день.

А потом еще один и еще. Жизнь на кухне действительно была сытой, а работа не слишком тяжелой. Любой медведь позавидовал бы. Однажды Нику удалось разговорить повара.

— Как ты попал сюда, Бобби? — спросил он между делом.

— Долгая история… — уклончиво проскрипел Роббин.

— Вечер еще не скоро, и работы не так много…

— Я был еще мальчишкой, как ты, когда меня призвали на флот. Ходил по всей Балтике на разных судах сначала юнгой, потом матросом. Когда началась война, уже был боцманом на канонерке «Герцог Карл».

Николас слушал не перебивая, но Роббин все равно прервал свой рассказ, чтобы заявить:

— Предупреждал же, история долгая, — и сразу продолжил: — Мы водили грузовые конвои в Гамбург, минировали проливы возле Зеландии. Однажды английский крейсер всадил снаряд в наш оружейный трюм, и «Герцог Карл» разлетелся на мелкие кусочки. Меня выловили из моря без обеих ног. Кое-как залатали, выдали протезы-деревяшки и выбросили на улицу. Хорошо, добрые люди научили на гармошке играть, а песни матросские я и так знал. В общем, как-то выживал. Но разве это жизнь? И вот однажды в город приехал кукольный театр. А кто станет слушать калеку на улице, если тут такое? Через пару дней я остался совершенно без заработка и пришел предъявлять претензии хозяину театра. Мол, нехорошо отбивать последний хлеб у ветерана. Тогда он спросил, не желаю ли я получить свои ноги обратно. Я, конечно же, желал, и мастер Гримгор дал мне печенье.

— Точно! Все дело в печенье! — воскликнул Ник.

— Скорей всего, — ответил Роббин. — А может, есть и другая часть магии. Так или иначе, я оказался здесь и стал таким.

— Получается, тебе повезло? — спросил Николас.

— Может, повезло, а может, и нет… — пожал плечами повар. — Вообще здесь не принято говорить про прежнюю жизнь. Могут и генералу донести.

Не принято — значит, не принято. Роббин не просил Ника рассказать его историю. И больше они о внешнем мире не говорили. Впрочем, однажды Ник снова затронул запретную тему. Правда, другую:

— А кто определяет, кем станет кукла? Это же несправедливо, что кто-то крутит колеса, а другой играет в театре.

— Раньше сам мастер Гримгор решал, потом бургомистр, а сейчас, кажется, генерал. Кукол стало слишком много. Не всех на сцену берут, хоть рвутся многие.

— Ну, а солдатики и медведи… Почему они такие?

— Медведи — они и есть медведи. Их мастер Гримгор из цирков и зоопарков собирал. С солдатиками сложнее… Я вот таким не стал. Говорят, нужно оружие при себе иметь или убить кого-нибудь на войне по-настоящему.

— Понятно… — пробормотал Ник. — Об этом тоже, наверное, говорить не принято.

— Ага! Особенно мальчикам-рабочим.

Ник не обиделся. В конце концов, он и был мальчиком-разнорабочим. Такому глупо надеяться стать куклой-танцором или оловянным солдатиком. Зато теперь он знал гораздо больше об устройстве этого мира. Вот только что делать с этим знанием?

Все шло своим чередом, пока Николас не нашел среди лоскутов первый ярлычок. Надпись на нем гласила: «Пиджак мужской цвета тыквы, из шерстяной пряжи. Произведено фирмой „Крамб и Ламб“». Рядом с надписью была изображена овечка. То ли та самая, из шерсти которой сделали пряжу, то ли эмблема фирмы «Крамб и Ламб».

Николас повертел ярлычок в руках, помахал им по воздуху, посмотрел на просвет. Ничего такого, чем можно зачитываться, не обнаружилось. Ник отложил его, чтобы выбросить в мусор, и достал пуговицу. Нужно было хорошенько осмотреть новую кучу лоскутов. Только тогда мальчик заметил, что буквы ярлычка периодически ярко вспыхивают. Это уже становилось интересно! Ник снова подобрал бирку фирмы «Крамб и Ламб», чтобы пристально рассмотреть через пуговицу. Сначала он просто видел — буквы мигают. Потом понял, они вспыхивают в определенной последовательности, после чего надолго затихают. Последовательность эта сложилась в предложение: «Ты застрял». После «л» вспыхивала точка, затем весь ярлычок потухал для того, чтобы через полминуты снова выдать: «Ты застрял». Убедившись, что ничего иного от изделия Крамба и Ламба не добиться, Ник убрал его в мусор. Мусорную горку задвинул подальше, а вскоре и вовсе спустил в трубу пылесоса.

— Глупость какая, — решил Ник. — И вовсе я не застрял. Руки и ноги свободны.

На этом бирка была позабыта, и рутина работы затянула мальчика. Но к вечеру он нашел еще один ярлычок с надписью: «Вязаная шаль ручной работы. Изготовлено мануфактурой Томаса Вейса». От самой шали не осталось ни кусочка. По крайней мере, Ник ни одного не нашел.

— Читать тебя или лучше сразу выбросить? — спросил мальчик у ярлычка, повертел его в руках, поднес к новой кучке мусора. А потом все-таки взялся за прозрачную пуговицу. Вышитые буквы разом ярко подмигнули. Как будто они тоже смотрели на Ника и радовались, что их прочтут. Скоро буквы начали мигать по очереди, и мальчик смог прочитать послание: «Равновесие нарушено». Ник только пожал плечами:

— А я тут при чем? Если у вас в механизме что-то нарушено, вызовите мастера с инструментом. А я кто? Разнорабочий поваренок.

Но ярлычок не мог ничего ответить и продолжал твердить про нарушенное равновесие. Ник покачал головой и отложил его в мусор. Так мальчик продолжал работать и читать ярлычки. А они совершенно обнаглели и попадались теперь чуть ли не через каждый второй лоскут. Сначала они говорили про ножницы, нарушенное равновесие, просили идти дальше. Потом начали прямым текстом требовать: «Выйди в коридор» или «Покинь кухню».

— Никуда я не пойду! Мне и тут хорошо! — Ник возмущался, шикал на противные бирочки, но они не унимались. Должно быть, Николас слишком увлекся этими разговорами. И когда на стол рядом с ним звонко обрушилась оловянная тарелка, мальчик подскочил на месте и раскидал отборные лоскуты.