Мефодий Буслаев. Маг полуночи - Дмитрий Емец

– Эй ты, прихлопнутый сканером! Кажется,я велела тебе отпустить мальчишку! Если ты этого не сделаешь, я засуну тебявнутрь провода занятого телефона! Ты у меня будешь странствовать от одногозвука «пи» к другому звуку «пи»! Это говорю тебе я, Улита! – повториладевица, угрожающе взмахнув бутербродом.

Боров засопел, переваривая сложную угрозу. Вего тесной черепной коробке затеялся целый реслинг мотиваций, однако желаниерассчитаться с Мефодием размазало по рингу возможность поставить на местонаглую девицу со странным именем.

– Не путайся под ногами! Этот малолетнийуголовник проколол мне две отличные покрышки! – буркнул он, встряхиваяМефодия как грушу.

– Целых две покрышки? Мраку мрак! Моисоболезнования в связи с потерей механического родственника! – ужаснуласьУлита.

– Чего? – не въехал боров.

– Построй себе нерукотворный памятник! Кнему не зарастет проезжая часть! – продолжала девица. Она явно глумилась инад боровом, и над Мефодием, и одновременно над собой. Такая вот круговаястрельба.

Куцые бровки «принца», гневно странствуянавстречу друг другу, образовали на лбу бульдожью складку.

– Прочь пошла, толстуха! – рявкнулон, сделав ей навстречу угрожающий шаг.

Этого делать не стоило, потому что тотчасдевица шагнула к нему.

– Кто толстуха, я? Почему мы, толстыелюди, вечно обязаны слушать эти гадости? Наши царственные пропорции пытаютсяопошлить самым подлым образом! И главное, от кого я это слышу? От АполлонаБельведерского? От красавца Прометея? От качка Геракла? Ничуть! От жалкойпомеси поросенка с клавиатурой компьютера! От ходячего кладбища котлет!Сливного бачка для пивных банок, который промазывает кремом складки на своемдиатезном пузе! – оскорбилась Улита.

Боров гневно захрюкал. Девица загадочнымобразом попала в самое больное его место. Волоча за собой Мефодия, он метнулсяк Улите. Показывая, как она испугалась, девица задрожала и, рухнув на колени,заломила руки.

– Как ужасен взгляд его! Что за жуткиемысли таятся под этим низким угреватым лбом! Мамушки-нянюшки, где мой стилет? Яхочу заколоться! Заодно захватите ведро яда, если перо, как в прошлый раз,сломается о мое каменное сердце, – театрально завыла Улита.

Для увеличения эффекта она хотела уронитьбутерброд, но посмотрела на него и передумала.

– Короче, я угрызаюсь тоской и умираю встрашных судорогах! Считай это выражением моего «фу»! – пояснила онаобыденным голосом.

– Ты что, чокнутая, да? Истеричка? –испуганно спросил боров.

Его пальцы, так и не сомкнувшиеся на рукеУлиты, вхолостую загребали пространство. Его серое вещество было перегруженонепредсказуемым поведением странной особы. Мефодий, признаться, был удивленничуть не меньше, хотя в этом матче девица явно играла на его стороне. На самойщемящей душу ноте она вдруг встала на ноги и, брезгливо плюнув, отряхнулаколени.

– Хамство какое! Играешь для них,стараешься, и хоть бы в ладоши кто хлопнул! Хоть бы один свин!.. Это и к тебе,Буслаев, относится! Тоже мне трагический подросток! Мефистофель из детскогосада!

«Буслаев? Откуда она знает мою фамилию?» –удивился Мефодий, торопливо пытаясь припомнить, не встречал ли он девчонку вшколе или во дворе. Да нет, едва ли. Версия же, что он мог попросту не обратитьна нее внимания, отпадала сразу. Такие броские и масштабные особы не прячутсяза горшком с кактусом, хотя порой и отсиживаются где-нибудь в темном уголкепоточной аудитории, пряча на коленях модный журнальчик.

Подошедший лифт натужно распахнул дверцы.Боров стал с силой проталкивать в него Мефодия. Тот попытался вырваться изаработал хороший тычок кулаком сзади по ребрам.

– Ты кого бьешь, подставка для лысины? Тывообще в курсе, что я с тобой сейчас сделаю? – мрачно спросила Улита, идвери лифта захлопнулись гораздо быстрее обычного.

Боров оглянулся.

– Машину он твою изувечил? –продолжала Улита. – Да, ксерокс недоделанный? Отлично! Так я еще добавлю!

Не откладывая своей угрозы, она дунула наладонь. Со двора отчетливо донесся звук бьющегося автомобильного стекла.Жалуясь на судьбу-судьбинушку, заплакала сигнализация.

– Пуф! Ой-ой-ой, какой вандализм! –ужаснулась Улита и дунула на ладонь еще раз. На этот раз – судя по звуку –досталось лобовому стеклу.

Мефодий не испытал почему-то ни малейшегоудивления. Он только подумал, что, если бы Улита вместо того, чтобы подуть наладонь, сделала движение, которым ловят брошенные ключи и при этом волнообразноповела плечами, как в индийских танцах, машину сплющило бы так, как если бы нанее с Крымского моста спрыгнул бегемот-самоубийца. «Магия движения» – так это,кажется, называется. Подумав об этом, Мефодий слегка удивился собственнойосведомленности.

Зато боров был просто в шоке. Он снедоверчивым ужасом взглянул на Улиту, а затем, буксируя за собойсопротивляющегося Мефодия, кинулся на улицу. Осколки стекла только-толькоперестали прыгать по асфальту. Сирена уже не выла, а лишь тихо всхлипывала.Лицо борова поменяло три или четыре цвета. Он был и напуган, и растерян, ивзбешен. Все смешалось в доме Облонских.

– Это ты… это все ты, дрянь! Язнаю! – зарычал он.

Пепельная девица, лениво вышедшая вслед заними, поморщилась и коснулась длинным ногтем ушной раковины:

– Утихни, дуся! Не искушай меня без нуждывозвратом нежности твоей! Проще говоря, заткни фонтан!

– ЧТО?! Ты… ты!.. Я тебя прикончу!

Улита пожала плечами:

– Поменяй звуковую плату, гражданчик!Говорить, конечно, нужно вслух, но не настолько же! Ну я, не я – какая разница?Стоит ли вдаваться в детали? С философской точки зрения это все такой мизер!

Быку показали новую красную тряпку. Боровотшвырнул Мефодия и шагнул к Улите. Его выпуклые глаза стали злобными ибессмысленными, словно в них плескался целый батальон инфузорий-туфелек.

– Я… Да ты…

– Спокойнее, папаша! Инфаркт не дремлет!..Ого, меня, кажется, собираются убивать на месте! Может, поцелуешь передсмертью, а, дядя Дездемон? Как насчет огневой ласки? И обжечь, и опалить? А,старый факс? Или батарейки сели? – лениво поинтересовалась Улита.

– Да ты понимаешь, с кем связалась? Когодразнишь? Да я из тебя душу выну! – захрипел боров.

– Ах, если бы было что вынимать… –негромко сказала Улита.