Часовой дождя - Татьяна де Ронэ

и предупреждала Ориэль. И в другое место дефиле тоже не перенесут, правительству сейчас не до того. Судоходство на Сене остановлено, и некоторые музеи будут закрыты: Орсэ, Бранли и, разумеется, Лувр. (Последнюю новость Линден прочитал вслух, и мать заворчала.) Вокруг станций метро возводят заграждения, а набережная Ке-де-ля-Гар – где Сена входит в Париж – уже затоплена. Наводнение угрожает всей системе канализации, а в ближайшие часы ситуация может обостриться.

Появление Тильи положило конец чтению этих тревожных новостей. Она была одета в безразмерный свитер и широкие джинсы, а на голове наверчена какая-то неряшливая кичка. В очередной раз Линден подумал, как сестре непросто: быть дочерью Лоран и не унаследовать от матери ее внешность. Интересно, Тилья переживает по этому поводу? Хотя она никогда этого не показывала, Линдену казалось, что она все-таки страдала, а возможно, страдает до сих пор. В девятнадцать лет Тилья тоже уехала из Венозана. Она отправилась в Страну Басков с Эриком Эзри, за которого и вышла замуж вскоре после рождения дочери. Линден хорошо знал, что Тилья очень привязана к родителям, она относилась к ним с невероятной нежностью и предупредительностью, и он убедился в этом в очередной раз, когда Тилья взяла Поля за руку, потрясенная внешним видом отца: он казался таким одутловатым и усталым. Поль проворчал: все в порядке, никакого врача не нужно, он чувствует себя нормально, не надо о нем беспокоиться, ради бога! Ладно, согласилась Тилья, беря булочку с шоколадом, будем беспокоиться из-за паводка. Им все-таки здорово повезло, что их отель не в зоне наводнения, да? Какая Лоран молодец, что забронировала именно его, прямо как чувствовала. Мать ответила, что понятия не имела, в опасной зоне отель или нет, впрочем, как и ресторан, в котором они сегодня будут ужинать. Она уже подтвердила заказ по интернету. Мать и дочь болтали как ни в чем не бывало, а отец с сыном молчали. В их семье всегда было так. Хотя когда Линден уехал из дома и поселился в Париже, он молчать перестал. Все комплексы, одолевавшие его в Севрале, в коллеже вдруг исчезли. В большой степени благодаря Кэндис. Тетка походила на его мать внешне: тоже была высокой блондинкой с прекрасной фигурой, но в отличие от Лоран у нее имелось еще одно качество – она прекрасно умела слушать. Когда Линден поселился в ее квартире на улице де л’Эглиз, она ни о чем его не стала спрашивать, она была очень понимающей и сердечной. Едва переступив порог ее дома, он почувствовал, что здесь ему рады. Она и внешне была элегантней его матери – безупречное каре, узкая прямая юбка и туфли на шпильках, – и образ жизни у нее был совсем другой. Стены ее квартиры были сплошь увешаны книжными полками, и часто, возвращаясь после уроков, он видел, как она сидит на диване, погрузившись в чтение, а на коленях свернулся кот Кекс. Разговаривали они по-английски, хотя французский Кэндис был превосходным, лишь с легким американским акцентом. В Париже она жила уже больше пятнадцати лет. Когда-то собиралась замуж за француза с дворянской фамилией, но что-то не сложилось. Кэндис продолжала ждать и постепенно чахла. Она преподавала американскую литературу в одном из парижских университетов, легко заводила друзей, но время шло, и когда Линден к ней нагрянул, ей уже перевалило за сорок, и была она, как сама признавалась с иронией, уже далеко «не первой свежести». Она не задавала никаких вопросов, он тоже, и эта сдержанность устраивала их обоих. Они говорили обо всем, кроме них самих. Линден довольно скоро понял, что тетка несчастна, хотя сама она не сказала об этом ни слова. Она продолжала видеться с тем французом, бывшим женихом, который давно уже женился на другой. Племяннику она об этом, разумеется, не рассказывала, но он догадывался и сам: иногда по вечерам она куда-то уходила – оживленная, стремительная, с легким румянцем, в красивом шелковом платье, а возвращалась в полночь поникшая, растрепанная, в мятом платье, очень грустная. Линден не помнил имени этого француза, только инициалы: Ж. Г. В каком-то смысле Кэндис понимала Линдена, как никто другой, она была невероятно чуткой и умела сопереживать. Ему всегда было хорошо с ней, еще с тех пор, когда она приезжала к ним летом в Венозан, и они вместе гуляли по саду. Она не любила, чтобы ее называли «тетя Кэндис», для него и Тильи она всегда была Кэнди.

«О чем ты думаешь, парень? У тебя грустный вид».

Голос сестры резко вернул его к действительности. Линден ответил: «О Кэнди» и тут же об этом пожалел, увидев, как наполнились слезами глаза матери. Он прошептал, как жаль, когда он здесь, в Париже, он все время вспоминает тетю и не может ничего поделать. Ему так ее не хватает. Мать промокнула салфеткой веки. Она молчала, но он слышал ее голос так четко, как будто она произносила вслух: «Допустим, тебе ее не хватает, Линден. Но ты даже не приехал на кремацию, якобы не мог отменить назначенную съемку, ты бросил нас с Тильей, ты не прочувствовал с нами ее смерть и весь тот ужас, что был потом». Все долго молчали, единственными звуками, которые воспринимал Линден, был шум дождя за окном, стук отцовской ложки и приглушенные голоса из холла. Сам он не произнес ни слова, ему не хотелось говорить на такую больную тему, как смерть тети в 2012 году, не хотелось вспоминать короткую эсэмэску, которую он получил, находясь на другом континенте и в другом часовом поясе, и никогда не сможет забыть: «Срочно позвони. Кэнди умерла». Мать упрекала его напрасно, тогда он сделал все возможное, чтобы приехать как можно быстрее, но эта съемка, огромный бюджет, знаменитый американский актер, известный парфюмерный дом… В общем, перенести было нельзя. Когда он наконец прилетел в Париж, Кэнди уже кремировали. Она оставила письмо, где дала предельно четкие указания: никакой мессы, никакой церемонии, никакой могилы, никаких цветов. Родители и сестра могут сделать с ее пеплом, что сочтут нужным. Долгое время ее прах оставался в урне в гардеробной Лоран в Венозане, пока она не решилась и не развеяла его над шиповником, который Кэнди так любила.

* * *

Сгорбившись под зонтиками, они под проливным дождем с трудом брели по бульвару Распай, с которого сейчас исчезли не только пешеходы, но и автомобили. Лоран и Тилья шли впереди, а Линдену приходилось замедлять шаг, чтобы приспособиться к походке отца, странно подволакивающего ногу. Он так привык к стремительной поступи Поля,