Человек, которого я убил - Надежда и Николай Зорины

25 октября – обрывок театральной программы с датой тонет в луже. Равнодушный, холодный, пасмурный день – и лицо ее спутника точно такое же равнодушно-холодное, пасмурное.

4 ноября – черные, словно на траурной ленте, буквы и цифра на транспаранте. Дождь. Праздничная колонна больше похожа на похоронную процессию. Он идет в этой колонне, а Кати на картинке вообще нет.

20 ноября – дата расположена в самом центре листа. Снова дождь, безнадежный, серый. Мужчина держит в руках котенка, мокрого, жалкого, грязного. Держит брезгливо и осторожно, боясь запачкаться. У котенка глаза Кати. У котенка человеческое, Катино лицо.

Декабрь… Дождь кончился, но картины стали еще мрачнее и безнадежнее. Мертвые, пустынные улицы обряжены в снежный саван. Черные окна домов отражают лицо человека, которого она так любила. Он повсюду, повсюду, и сбежать от него невозможно. Разве что в смерть.

Катя погибла 15 декабря. Выпала из окна своей комнаты. Следствие велось недолго и не очень основательно. О рисунках никто не знал, о мужчине, с которым она встречалась, тоже. Все указывало на несчастный случай. Но спустя почти четыре с половиной года мать Кати, Анастасия, случайно натолкнулась на этот художественный дневник. Ей, психиатру по профессии, рисунки рассказали о многом. А впрочем, здесь и не психиатру было все ясно.

Анастасия обратилась в агентство Полины. В несчастный случай она больше не верила. Мужчина, изображенный на картинках, так или иначе был причастен к гибели ее дочери. В этом она была совершенно уверена.

Полина взялась за расследование этого дела. Но ничего не успела выяснить, потому что на следующий день ее сбила машина. Виновник аварии скрылся с места происшествия, его так и не смогли найти по тем скудным и путаным показаниям, которые дали немногочисленные свидетели.

Личность человека, возможно повинного в смерти восемнадцатилетней Кати Семеновой, так и осталась невыясненной. Анастасия ни в какие другие детективные агентства больше не обращалась. И вот теперь совершенно неожиданно Полина встречает его в парке.

Встречает и видит. Действительно, по-настоящему видит. Кто объяснит сей странный феномен?

С момента встречи прошло уже три часа, но Полина так и не смогла успокоиться. Ну совсем нисколько. Его искаженное ужасом, отчаянием, болью лицо все стоит перед глазами, и ничего с этим поделать невозможно. Позвонить Виктору? Поговорить с Анастасией? Попросить приехать маму?

Нет, она должна справиться сама. Все это просто какое-то болезненное явление, вроде голосов, которые ее преследовали. Нужно отвлечься – и все само собой пройдет.

Полина заварила чай, включила плеер. Но чай оставил во рту горький, металлический привкус, как когда вырван больной зуб, а музыка настойчиво уводила в парк. Их встреча снова и снова прокручивалась в голове.

Чем он был так напуган? Что вообще способно довести человека до такого состояния? Почему он встретился ей? Каким образом она смогла его увидеть?

Полина вылила в раковину остатки невозможно горького чая, вымыла чашку, аккуратно, чтобы не задеть другие, поставила в шкаф, полностью сосредотачиваясь на этом занятии, как в первые дни своей самостоятельной жизни. Озабоченно – сплошное притворство перед самой собой – провела рукой по поверхности холодильника: проверить, не скопилась ли пыль и не нужно ли заняться уборкой. Решила, что уборка совершенно необходима. Налила в ведро воды, принесла с балкона половую тряпку – в голове возникло отчетливое воспоминание: человек, которого она встретила в парке, держит в руках мокрого, замерзшего котенка, – такое отчетливое, словно она не на картинке это видела, а сама присутствовала при событиях. Вот только на лице его не было брезгливости и той гадливой жалости, как изобразила Катя. Лицо было отстраненно-спокойным.

Какую же роль он сыграл в ее гибели? И что произошло с ним сегодня?

Полина выжала тряпку и принялась мыть пол. Сообразила, что не с этого всегда начинала уборку. И вдруг ясно увидела номер сбившей ее машины. Почувствовала на секунду небывалое облегчение, словно разгадала невероятно сложную загадку, бросила тряпку, нашарила на столе тетрадь и ручку, записала номер.

– Мой вклад в расследование, – проговорила она вслух, – никто из свидетелей на номер не обратил внимания, а я вот взяла и вспомнила.

Впрочем, вклад запоздалый: следствие по ее делу давно закончилось, возобновлять его никто не будет. Разве что она сама. Но это вряд ли. Что толку? Ну найдет она виновника ее несчастий, а дальше? Мстить ему она уж точно не собирается. Так что и искать нет никакого смысла.

Нет смысла, если эта авария не связана с ее расследованием обстоятельств гибели Кати Семеновой. А если связана? Если сбили ее не случайно, а для того, чтобы не смогла продолжить расследование? Чтобы не смогла найти Катиного убийцу?

Значит, убийца все-таки был?

Но если и был, то совсем не обязательно им являлся Катин возлюбленный, тот, которого она изобразила на своих рисунках… Тот, которого Полина встретила в парке…

Тогда почему она его встретила? И главное – почему… его видела? Какой в этом смысл?

Никакого смысла нет и не может быть в болезненных видениях. Все это нужно просто выбросить из головы и успокоиться.

Полина вытащила пылесос из шкафа, собрала его и принялась яростно, злясь на себя и свои ненужные мысли, чистить ковер.

Уборка заняла много времени, но от мыслей не избавила. Приготовление сложного многоступенчатого ужина (Полина притворилась перед собой, что ужасно проголодалась) тоже. И аудиокнига – новый, во всяком случае для нее, роман Айрис Мердок – не смогла отвлечь. Рассердившись на себя окончательно, Полина легла спать.

Сон долго не шел – не мог пробиться сквозь детективные выкладки, которые навязчиво продолжали выстраиваться в голове. Но когда, уже под самое утро, мозг не выдержал и наконец сдался, ей приснился кошмар. Длинный белый коридор больницы, наполненный энергетикой отчаяния и боли. Громко стучат часы, отмеряя время чьей-то утекающей жизни. Она идет вперед по этому бесконечно длинному коридору, но с каждым шагом становится все страшнее. Где-то там, впереди, приоткрытая дверь, за ней – темнота. Это и есть ее цель. Страшная цель, она не хочет там оказаться, но повернуть назад не может. Часы замирают на несколько секунд – чье-то сердце на эти несколько секунд останавливается – и начинают стучать с новой силой. Цель приближается – дверь уже отчетливо видна, даже можно рассмотреть узор резной ручки. Осталось сделать всего пару шагов. Тишина, ужасная, давящая, только часы продолжают стучать. И вдруг эту тишины разрывает дикий нечеловеческий крик.

Крик человека, встретившегося ей в парке.

Пробуждение было резким, внезапным – сознание не поспело за телом, и потому все, что произошло с ней дальше, скорее напоминало продолжение сна. Отбросив одеяло, Полина встала и подошла к распахнутому настежь окну. Обонянием, кожей, еще каким-то не поддающимся классификации чувством ощутила, что наступило утро. Раннее, сырое, не по-летнему холодное. Постояла немного, вдыхая этот какой-то враждебный воздух – и вдруг поняла, что просто не может оставаться дома. Почему-то не имеет права. Быстро, ужасно спеша, оделась, взяла трость (она ей была сейчас совсем ни к чему в это безлюдное раннее утро) и вышла из квартиры.