Противостояние - Сергей Шхиян

— Не всем же быть бабниками и волочиться за каждой юбкой! — отбрила меня Даша. — К тому же у нас с ним одинаковые политические идеалы!

— У этого Вадима есть идеалы? — искренне удивился я.

— Он, как и я, революционер! — тоном, не терпящим возражений, сказала Ордынцева.

— Мне показалось, что он больше интересуется реальными материальными ценностями, а не переустройством мира.

— Вот в этом ты глубоко заблуждаешься, он мечтает об общей гармонии, — проговорила Ордынцева, глядя на меня с нескрываемым презрением. — Его, как и меня, возмущает социальное неравенство и беспощадная эксплуатация человека человеком. Наши политические программы почти совпадают!

— Правда! — только и нашелся сказать я. — Не думал, что в России, кроме тебя, сейчас есть еще социалисты-революционеры.

— Есть, — коротко подтвердила она и замолчала, беззвучно прихлебывая остывающий кофе.

— А я узнал, что броши, которые смотрел твой Вадик, сделаны в ювелирной мастерской какого-то Болина и очень дорого стоят, — сообщил я. — Ты не слышала о такой фирме?

— Слышала, — равнодушно ответила революционерка, — это какая-то русско-шведская брильянтовая мастерская. До революции считалась очень модной и дорогой. Кажется, поставщик царского двора. Точно не помню, меня украшения никогда не интересовали.

— А зря, — невольно воскликнул я, глядя на сероватую кожу ее лица и пальцы с неровно остриженными ногтями. — Ты, вместо того, чтобы устраивать нам революцию, сходила бы, что ли, в салон красоты.

— Что ты этим хочешь сказать?! — взметнулась Даша.

— Ну, знаешь ли, — сразу же пошел я на попятный, чтобы не оскорбить тонкую женскую душу, — сейчас много всяких салонов, фитнес-центров. Помнишь, Горький говорил, что все в человеке должно быть прекрасно…

Сказать революционерке, что она выглядит как чучело, у меня не хватало духа. Сама же Ордынцева к своей внешности относилась так равнодушно, что соседка Марина с полуслова поверила, что Даша всего лишь моя дальняя родственница из ближнего зарубежья и приехала в Москву на медицинское обследование.

— Главное у человека — его душа, — парировала Даша прозрачный намек. — Вадим тоже так считает!

— Да, конечно, — вяло согласился я, — душа всегда главное, особенно когда больше нет ничего другого. Ты бы поинтересовалась, сколько стоит его пиджак.

Ордынцева очередную «инсинуацию» проигнорировала и начала рассказывать о замечательных душевных качествах нашего нового знакомого. Можно было только удивляться, как быстро она в нем разобралась,

— Я сразу же почувствовала в Вадиме родственную душу, оказывается, и у вас есть настоящие люди, — закончила она.

— Вот и чудесно, рад, что тебе теперь есть с кем общаться.

В этот момент раздался телефонный звонок — я быстро снял трубку, но услышал короткие гудки, видимо, опять кто-то ошибся номером. Даша, воспользовавшись моментом, встала и, коротко поблагодарив за завтрак, забрала броши и ушла к себе. Я это отметил про себя, хотел пойти спросить, зачем они ей нужны, но не успел. Снова зазвонил телефон.

— Слушаю?

— Ты еще живой? — спросил меня странный, механический голос.

— Кто говорит?! — взвился я.

— Все говорят, что скоро тебе придет конец, — проговорили на том конце провода, после чего послышались короткие гудки.

Я бросил трубку и отворил створку окна, впустив в тепло комнаты холодный, сырой воздух. Потом выглянул наружу. Используя знания, почерпнутые из детективов и боевиков, я осторожно, стараясь не высовываться, осмотрелся. Ничего необычного снаружи но было: трупы под окнами не валялись и невзрачные люди не читали газет с прорванными в них дырками. Я немного устыдился внезапной трусости и постарался успокоиться. Тем более, что от неприятных мыслей меня отвлекла Ордынцева, и впрямь собравшись перебираться к новому другу.

— Даша, — сказал я, когда она, уже одетая, прервала мои наблюдения за улицей и зашла в гостиную проститься, — ты совсем не знаешь наше время и собираешься жить у практически незнакомого человека! Это, по меньшей мере, глупо.

— Умнее сидеть в четырех стенах и смотреть телевизор? — резонно спросила она.

— Нет, конечно, можешь почитать современные книги и хоть немного разобраться в нашей эпохе. Если хочешь, я их тебе подберу… Походи по музеям, театрам, просто пообщайся с людьми. Прости, что уделял тебе мало времени, но…

— А ты его мне уделял? Я что-то не заметила. Думаешь, я не вижу, что мое присутствие тебя тяготит!

— Это ты зря, мне ведь и самому нужно снова приспосабливаться к этой жизни. У меня тоже есть проблемы с адаптацией.

— Вот когда привыкнешь и, наконец, поймешь, что потерял, — делая упор на последнем слове, резко сказала она, — я, может быть, к тебе и вернусь! И не забудь, ты обещал помочь мне достать документы, — сказала она, после чего повернулась на месте и пошла к выходу.

— Погоди, — остановил я ее, — а что делать с твоей частью украшений?

— Ах, оставь меня, делай, что хочешь!

— Здесь их держать нельзя, они слишком дорогие, мало ли что! Я хочу арендовать ячейки в банке. Там их держать безопаснее…

— Ты прекрасно знаешь, что материальные ценности меня не интересуют! — гордо заявила Ордынцева. — Поступай, как тебе заблагорассудится.

— Лучше бы сначала разделить их поровну, — предложил я, подумав, что для подогрева чувств Вадику двух брошей окажется мало.

Как делить неделимое, я не знал, но брать только на себя ответственность за сохранность такого количества ценностей не хотел.

Мало ли как повернутся обстоятельства!

События вчерашнего дня были тому подтверждением. Балтийский матрос «грабил награбленное» без учета художественной или коммерческой ценности Он явно просто хватал все, что подворачивалось под руку, так что наряду с необыкновенно красивыми и, вероятно, дорогими изделиями, было много аляповатой дешевки.

Жизненный же опыт мне подсказывал, что неоговоренные имущественные дела имеют способность отравлять в будущем и отношения, и жизнь.

А деньги, особенно большие, еще и пахнуть кровью.

— Я полностью доверяю тебе! — холодно прервала мои размышления революционная барышня и пошла к выходу. — Раздели, как сочтешь нужным!

— Оставь хоть телефон, чтобы знать, где тебя искать! — крикнул я вдогонку.

— Я тебе сама позвоню, — бросила она через плечо.

— Ну, как знаешь, — сказал я захлопнувшейся двери.

В этот момент опять позвонили, но не с угрозами, а спросили какую-то Анну Ивановну. Голос был мужской, и снова какой-то глумливо дурашливый.

— Вы ошиблись номером, — сказал я.

Не успел положить трубку, как раздался очередной звонок.