Ратибор. Язычник - Юрий Корчевский

В 970 году на территории Европы началась сильная засуха, продолжавшаяся 48 лет подряд. Голод привел к скупке зерна на Руси в больших объемах и утечке серебра и золота на Русь. В ходу появилось много иностранных монет.

До момента продажи Илья полагал, что гривна – это нечто единое, целое, да так оно и было. Новгородская гривна была в виде палочки с округлыми концами, а киевская большая – шестиугольная. Но на обеих стояли оттиски княжеской печати, подтверждающие их подлинность.

Похоже, купец был еще тот жук, и полностью доверять ему было нельзя.

Когда кулеш поспел, все уселись в кружок вокруг котла и стали хлебать из него по очереди деревянными ложками.

Илья сбегал в шлюпку, принес оттуда одноразовую посуду и положил кулеш себе на тарелку.

Команда купца смотрела на его манипуляции с удивлением.

– Брезгуешь? – спросил купец.

– Нет, просто так удобнее.

Илья отдал одну тарелку купцу. То попробовал есть с нее – действительно удобно, не надо каждый раз кланяться.

Команда доела все, что было в котле, и один из мужиков стал мыть его в речной воде, оттирая остатки изнутри и копоть снаружи песком.

Купец поинтересовался:

– Звать-то тебя как?

– Ратибор. – Илья не замедлил с ответом – Макошь называла это имя из его прошлой жизни.

– А я думал, иноземец ты, торговать приехал. А ты свой. Какого роду-племени?

– Вятичи.

– Видал я ваш народ.

– А одежа почему такая?

– У свеев сторговал, удобная.

Илья не понял, из каких таких глубин памяти всплыли эти слова. Или это Макошь незримо и неосязаемо помогала ему?

– Ага, ага, понятно. Только и я с норманнами торговал, токмо одежи такой не видел.

Илья пожал плечами. Рубахи на купце и работниках его были расшиты орнаментами. Один рисунок отличался от другого, но было и общее. Рисунок каждого племени был своеобразен, и по нему знающий человек мог сразу сказать, какого роду-племени перед ним человек, какое место занимает в иерархии и женат ли. А у женщины – так даже количество детей можно было определить.

А купец не отставал:

– Не изгой ли?

«Изгоем» называли человека, изгнанного из племени за неблаговидный поступок. Не преступление вроде кражи или убийства – за них карали по «Правде», а именно за проступок. Например, струсил в бою, не помог своим на охоте – да мало ли чего еще? Такой изгой не пользовался защитой и покровительством племени, не имел права вернуться в него и жить вместе с соплеменниками. Даже имя его запрещалось упоминать в племени, как будто и не было на свете такого. Изгой был отщепенцем и мог рассчитывать только на себя.

– Нет, спаси меня Перун от такой участи.

Купец поднялся. Команда села в шлюпку и принялась работать веслами.

– Мыслю, при таком ходе через день Вологду увидим, – сказал купец.

Шли до сумерек. Пристали к берегу на ночевку. Пока команда хлопотала с варевом для ужина, купец осмотрел берега и довольно крякнул. Видимо, бывал он уже здесь раньше, узнал знакомые очертания.

– Хорошая лодка, слов нет. Не думал я так быстро добраться, не хуже, чем под парусом.

Поев, купец вытащил из шлюпки один ковер и постелил себе недалеко от костра. Вот жмот, мог бы и второй достать! Впрочем, оба ковра теперь купцу принадлежат, и Илья не имел права приказывать. «Ничего, – решил он, – не холодно еще, и на земле переночую».

После трудов на веслах команда уснула быстро, только храп раздавался.

Илья тоже уже придремывать стал, как вдруг почувствовал – греется фигурка Макоши в его кармане. Насторожился сразу, куда и сон делся. Глаза немного приоткрыл, чтобы со стороны не понять было, спит он или нет, – ба!

К нему, держа в руке копье-сулицу, крался купец. Уже и руку занес для удара!

В последний момент Илья откатился в сторону, и купец воткнул копье в пустое место. Откуда у Ильи ловкость и умение взялись? Ведь сроду борцовские клубы не посещал. А сейчас вытянутой ногой купца под колено ударил, и тот с размаху грохнулся на спину.

Илья уже на ноги вскочил, сулицу из земли выдернул да тупым концом, как палкой, стал охаживать купца – по спине, по бокам, по ногам.

Купец от боли взвыл, но подняться не мог, поскольку любую попытку его Илья пресекал ударами ног в живот и по заднице.

– Лежачего не бьют! – завопил купец, прикрывая голову согнутыми в локтях руками.

– Твоя правда. Но это в честном бою. А ты ночью на сонного и безоружного напал и о чести толкуешь? Змея подколодная!

Илья обозлился. Ведь кабы не Макошь, лежать ему сейчас убитым. На деньги позарился купец, что сам дал. А что? Места глухие, в реку труп столкнут – и никаких следов. Разговаривал с ним вчера купец, да получалось – выпытывал, из каких краев да какого племени. Свой интерес имел.

От криков купца проснулись смерды, но понять ничего были не в силах. Илья силой превосходил всех, и команда купца побоялась вступиться за него, смотрели на происходящее молча.

Когда Илья подустал и решил, что с купца хватит, он воткнул копьецо в землю.

– Вставай, падаль!

Купец стонал, закатывал глаза, но жалости ни у кого не вызвал. Кряхтя, он поднялся.

– А теперь при всех расскажи, за что я тебя бил?

Поскуливая и постанывая, как побитый хозяином пес, купец рассказал, что он напал на спящего Илью.

– Зачем?

Купец начал мяться, и Илья взялся за копье:

– Язык проглотил? Еще хочешь отведать батога?

Купец повесил голову на грудь и едва слышно сказал:

– Деньги я у него отобрать хотел.

– Громче, не все слышат!

Купец громче повторил признание.

– Все слышали? – Илья повернулся к работникам, и те закивали.

– Убить меня купец хотел вот этим копьем, да Макошь помогла. И все ради чего? Ради денег! Что полагается за разбой и убийство?

– Вира и повешенье – в назидание, – раздались нестройные голоса.

Илья повернулся к купцу:

– Слышал? Повесить тебя надобно, и это по «Правде» будет! Могу сам, веревки в лодке есть. А могу в ближайшем городе князю или посаднику отдать.

Княжий суд был спорый. Если есть свидетели, или по-местному – видаки, приговор приводили в исполнение в этот же день. Действительно, зачем кормить-поить арестанта, стражу содержать, коли вина его очевидна?

Осознав, что ему грозит, купец упал на колени и взмолился:

– Богами древними земли нашей молю тебя о пощаде… Семья у меня – женка, дети.

– А что же ты, пес шелудивый, о них раньше не подумал?