Беспредельщик - Мария Устинова

Толя в гостиной говорит по телефону. Он мне поверил — я его убедила. Считай он меня виноватой, не привез бы домой: я бы оказалась на соседнем сиденье с Беспредельщиком. Раз я здесь, накажет, но не убьет…

Разговор окончен, Толя идет сюда.

— Вставай! — схватив меня за запястье, он ведет меня на второй этаж.

Он заломил мне руку за спину и ведет наверх, другой держит за шею. Я жмурюсь, с трудом ковыляя по ступеням. Каждый шаг отдается в рассеченную спину, в ранах печет, словно в них огонь.

Толя ведет меня в нашу спальню.

Меня не было здесь пять лет, но я отлично помню планировку. В нашей спальне давно поселилась другая, но сейчас там пусто. Широкая кровать застелена шелковым комплектом жемчужного цвета. Пахнет свежестью и цветами. Я помню, как он заставил меня красить рот. Сердце быстро бьется, почти выскакивает из груди. Только бы не тронул… Но зачем-то ему нужны были мои алые губы.

Иногда бывало, со злости он заставлял меня… Не раз, и не два конфликты заканчивались оральным сексом. Я должна признать, что он прав, а я — нет. Толя считает, для этого есть один способ — взять у него в рот. И я делала это. После он становился тихим и мирным, оставлял меня в покое. И, думаю, этот вечер исключением не станет…

— Тебе напомнить, на какой помойке я тебя подобрал? А ты руку кормящую кусаешь, дрянь? Забыла, что я тебе дал!

Вместо того, чтобы расстегнуть штаны, Толя заталкивает меня в спальню, а затем еще раз добавляет по лицу. Я и так еле держусь, после того, как получила плетей… Но это шанс. Специально падаю боком, спиной к нему — чтобы видел кровь. Это мерзко, не эротично: так он быстрее отстанет, скорее уйдет. Потому что я не смогу ему… Сегодня не смогу.

— Прости, — молю я. — Толя, я люблю тебя. Я все поняла…

Я осекаюсь: под кроватью валяется голубой заяц.

Тот самый… Которого я Полинке обещала. Значит, она была здесь… Кто-то купил ей этого зайца, привез дочку сюда, а затем увез, спрятал. Это был не Толя — он все время со мной. Наверное, его доверенное лицо спрятал мою дочь. Только бы няня была с нею и Полинка не сильно испугалась…

Я плачу и в зеркало вижу, как бывший с омерзением смотрит на мою спину. Расчет верный — Толя останавливается.

— Дочь больше не увидишь, — отрезает он. — Никогда.

Резко хлопает дверь, раздаются шаги на лестнице и все стихает. Я хватаю игрушку и сжимаю изо всех сил. Пальцы утопают в искусственном мехе. Утыкаюсь в мех носом и реву. На сегодня он ушел, но завтра или послезавтра Толя вернется. Нет сомнений — будет наказывать меня дальше. Зачем-то он привез меня в свой дом, хотя мог силой увезти дочку, а меня бросить в квартире на Пушкинской.

Двигаться больно, но я сажусь и смотрю в темное окно. Перед воротами красные огоньки — Толя уезжает. Я одна в большом доме. Запертая, избитая, но живая.

Я живая.

За что… За что ты так со мной… И я не Толю спрашиваю — Алекса. Машину, охваченную огнем, я никогда не забуду. Стоили того ласки на капоте и последний поцелуй? Я того стоила, Алекс?..

На следующий день вместо Толи приезжает Костик.

Я лежу в постели — мне совсем плохо. Порванное платье и босоножки валяются возле кровати. Вчера я с трудом разделась и легла, пачкая постельное белье кровью.

За ночь раны воспалились. У меня жар, лоб в испарине.

Голова тяжелая от температуры и бессонницы. Спать я не смогла — даже боком не лечь, слишком больно из-за спины. Поврежденная лодыжка распухла и ноет. Кожа вокруг рассечений горячая. Так уже было… Всего Толя бил меня нагайкой несколько раз — не часто, это надолго выводило меня из строя. А когда забеременела, вообще перестал трогать. Я даже поверила: что-то меняется… Какая глупость. Он раньше давал мне антибиотики, тогда заживало быстрей. Я мечтаю, чтобы кто-то промыл мои раны, дал лекарства и я смогла поспать… Но когда дверь спальни открывается, я пугаюсь.

Костик, подергивая кадыком, останавливается на пороге и оценивающе смотрит на меня.

— Сильно досталось? — я понимаю, что Толя прислал его проверить меня, а также то, что я никакой ценности для бывшего не представляю, иначе вместо Костика приехал бы кто-то рангом повыше. — Я помогу тебе.

Мне не нравится его масляный взгляд. Мы одни в этом чертовом доме. Я пытаюсь привстать и прикрываюсь простыней. Шелк в кровавых пятнах загрубел, стал шершавым и неприятным на ощупь.

— Не трогайте меня, — лепечу я, неосознанно прикрываясь рукой. — Выйдите…

Он видит мой страх и неожиданно злится — принцесса не желает быть спасенной, чтобы не пришлось благодарить…

— Ну и подыхай одна, — он обидчиво хлопает дверью.

Жду, пока уйдет, накидываю черный халат, морщась, когда ткань касается спины, и спускаюсь.

Костика нет.

На кухонном столе пакет с покупками. Беру бутылку воды и жадно пью. Нахожу обезболивающее, антибиотики, глотаю и возвращаюсь в спальню. Мне нужно поспать. Прежде чем лечь, запираю дверь — на случай, если Костик вернется. Просыпаюсь только к вечеру, но мне уже легче — жар спал, хотя меня одолевает слабость. Какое-то время лежу в оцепенении. Мне снилась полыхающая машина — так явно, что я ощущала запах паленого. Чувствуя себя разбитой, встаю, выглядываю в окно и вздрагиваю, увидев мужские силуэты во дворе. Толя не приехал, зато приставил охрану…

В доме меня держат несколько месяцев.

Спина зажила, оставив новые шрамы. Поначалу я жду Толю и пугаюсь каждого шороха. Идут недели, но он забыл обо мне. Словно дом, прошлая жизнь и я — балласт, который он сбросил, чтобы идти дальше. Двор охраняют его люди, но он не появляется и не звонит.

Я прошла все этапы отчаяния и безнадеги. Прошла все: попытки связаться с Толей, попытки уйти. До этого мне разрешали выходить во двор, но после дверь начали запирать. Я заложница дома. Первые дни, не сомневаясь, что бывший объявится, я даже радуюсь передышке. Прихожу в себя, лечу раны и пытаюсь все отплакать. Я уверена — Толя вернется. Хотя бы затем, чтобы я смогла вымолить прощение. Скорее всего, когда приду в форму. Но спина зажила, а знакомый внедорожник так и не приехал…

Тоска по дочери все сильнее сводит с ума. Раньше мы не расставались ни на минуту. С первой секунды, как я взяла ее на руки, как на нее взглянула, я ощущала необычно сильную связь. Теперь незаживающая рана, нанесенная разлукой, кровоточит внутри. Все больше я укрепляюсь в мысли, что это и есть наказание. При мысли, что Полинка теперь с Толей и о моей дочери заботится одна из его длинноногих кукол, плачу от боли. Ругаю Алекса, проклинаю день, когда он решил подразнить Толю, увидев меня в ресторане… Я ненавижу его: за заносчивость, эгоизм, за то, что наплевал на меня и мою дочь.

Через месяц я понимаю, что Толя не придет.

Придумываю себе ужасы, беспокоясь за дочку, и причины, по которым бывший мог похоронить меня здесь. Зачем-то Толя держит меня в своем доме.