Николай II. Отречение которого не было - Петр Валентинович Мультатули

были тесно связаны политически, как выяснилось непосредственно после Февральской революции»[69].

Министр земледелия А. Н. Наумов: «У генерала Поливанова установилась тесная дружба с Александром Ивановичем Гучковым, состоявшим продолжительное время главным руководителем думских работ по рассмотрению военных вопросов. Дружба эта привела к двум результатам: с одной стороны, она отняла от генерала Поливанова симпатии Государя, лично не расположенного к Гучкову, с другой, впоследствии вовлекла Алексея Андреевича в совместную революционную работу с Гучковым […] У него (у Поливанова — П. М.) нередко происходили трения с высшими сферами, которые завершились в 1916 году его отставкой. После этого Поливанов был настроен чрезвычайно оппозиционно к личности Государя, что, надо думать, и натолкнуло его на ещё большую близость с Гучковым»[70].

Яхонтов писал, что «за Поливановым всегда чувствовалась тень Гучкова», более того, военный министр один раз даже пригласил Гучкова на заседание Совета. «Не понимаю, чего добивается Поливанов, — записывает Яхонтов. — Он всех науськивает и против великого князя, и против принятия командования Государем, и против Ивана Логгиновича, Уж не своего ли друга любезного г. Гучкова он ладит в спасители отечества»[71].

Ещё до официального оформления «Прогрессивного блока», в ходе дебатов на Советах старейшин Государственной Думы, кадет Милюков и прогрессист Ефремов высказались за скорейшее создание Кабинета общественного доверия. Во главе этого кабинета предлагалась кандидатура А. В. Кривошеина, а министром иностранных дел — Сазонова[72].

Кривошеин был в тесных контактах с Поливановым. На заседании 20 августа Кривошеин заявил в присутствии Государя и министров, что в военное время во главе правительства должен стоять военный министр, прямо намекая на Поливанова. «Сомнительно, — пишет Катков, — чтобы Кривошеин, выдвигавший Поливанова на пост премьер-министра, был вполне искренен. Он знал, что Поливанов не пользуется доверием Государя из-за личных связей с Гучковым. Весьма возможно, что, дебатируя кандидатуру Поливанова, Кривошеин заботился о своей собственной кандидатуре»[73].

С. Д. Сазонов, обладая, как и Кривошеин, определённой информацией от Поливанова, также «заботился о собственной кандидатуре». Сам Сазонов, в своих воспоминаниях, отрицал свои притязания на пост главы правительства: «Наше собрание не осталось в тайне, и на другой день газеты «Речь» и «Колокол», совершенно различных направлений, поместили статьи, упоминавшие о ходивших в городе слухах о трех кандидатурах на пост Председателя Совета министров: Кривошеина, Поливанова и меня. Не знаю, подвергались ли обсуждению первые две кандидатуры. Что касается меня, то о ней никто не говорил и возможность ее мне никогда не приходила в голову»[74].

Но вся логика событий и целый ряд свидетельств даже союзников и почитателей Сазонова свидетельствуют о том, что министр иностранных дел лукавит. Сам Сазонов не отрицает своих действий в пользу общественного правительства, что, в сущности, являлось первой целью «Прогрессивного блока»: «В секретных заседаниях Совета, — пишет он, — мы — и я, может быть, чаще и откровеннее других моих товарищей, за исключением обер-прокурора Св. Синода А. Д. Самарина, горячего патриота и убежденного монархиста — возвращались к вопросу о передаче власти «правительству общественного доверия», давая понять Горемыкину, что в таком правительстве ему не могло быть места»[75].

Итак, Сазонов, что бы он позже ни писал, в те дни был на стороне «Прогрессивного блока», он даже пользуется его терминологией («правительство общественного доверия»). Сам тон Сазонова похож на тон человека, захватывающего власть, а не на министра Его Величества. «Горемыкину в правительстве не место». А кому тогда место? Сазонов не говорит, и может создаться впечатление, что Сазонов просто собирается отстранить Горемыкина как человека, не справляющегося, по его мнению, со своими обязанностями. Однако это не так. Сазонов пишет про Горемыкина: «Глубокий эгоист, но по природе умный, он давно уже понимал, что он являлся, в наших глазах, главной помехой для вступления правительства на новый путь, которого требовали интересы России и настоятельность которого предстала с особенной силой перед всеми в момент мирового кризиса 1914 года»[76].

Иными словами, Горемыкин являлся препятствием для осуществления планов министерской оппозиции по фактическому изменению государственного строя России. Отсюда Горемыкин и «эгоист», и «главная помеха». Но кто же придет на смену Горемыкину? Сазонов этого имени не называет. Но нелепо же думать, что министры-оппозиционеры ведут борьбу за правительство без его главы и без министров! Безусловно, эти кандидатуры были, и, скорее всего, Сазонов занимал среди них не последнее место. Причем, безусловно, эти кандидатуры совпадали, в целом, с «теневым кабинетом» «Прогрессивного блока», если не были им же и составлены. Этим объясняется та настойчивая борьба Сазонова, какую он вел с Горемыкиным именно за сотрудничество с «Прогрессивным блоком».

На заседании 26-го августа Сазонов в полемике с главой правительства открыто поддерживал «Прогрессивный блок».

Сазонов: «Люди, болеющие душой за родину, ищут сплочения наиболее деятельных нереволюционных сил страны, а их объявляют незаконным сборищем и игнорируют. Это опасная политика и огромная политическая ошибка. Правительство не может висеть в безвоздушном пространстве и опираться на одну только полицию. Я буду повторять это без конца».

Горемыкин: «Блок создан для захвата власти. Он всё равно развалится, и все его участники между собой переругаются».

Сазонов: «А я нахожу, что нужно во имя общегосударственных интересов этот блок, по существу умеренный, поддержать. Если он развалится, то получится гораздо более левый. Что тогда будет? Кому это выгодно? Во всяком случае, не России».

Горемыкин: «Я считаю самый блок, как организацию между двумя палатами, неприемлемым. Его плохо скрытая цель — ограничение царской власти. Против этого я буду бороться до последних сил»[77].

Как мы видели из предыдущих строк, так называемый «Прогрессивный блок» действительно стремился к ограничению власти императора. Мог ли этого не знать Сазонов? Не мог. Он мог не знать о тонкостях, но то, что блок стремится к полноте власти, министр иностранных дел не знать не мог, ибо был тесно связан с блоком через Поливанова, лично встречался с представителями блока, а самое главное был в доверительных отношениях с дипломатами Антанты, прежде всего с английскими, которые, как мы убедимся, находились в тесных контактах с лидерами блока.

В доказательство подобных утверждений приведем записи дневника великого князя Андрея Владимировича. Великий князь пишет, что незадолго до того, как Николай II объявил свое решение принять командование, он и великий князь Борис Владимирович встречались с Сазоновым, который с тревогой говорил о положении дел на фронте и о полной дезорганизации командования. «К счастью, — приводит дальше великий князь слова Сазонова, — всему этому скоро будет положен конец. Государь сам вступит в командование армией. Государь уже давно этого хотел, но долго колебался и, наконец, решился». Сазонов высказал