Поморский капитан - Иван Апраксин

– У меня нет никаких хозяев, – ответил он. – Я пошел на войну стрельцом и воевал за московского царя. Но и он мне не хозяин. Это у вас в Москве так принято: все либо холопы, либо хозяева. А у нас не так.

– У кого это у вас? – подозрительно прищурился Ипат.

– У поморов, – сказал Степан. – Мы – свободные люди и хоть любим Россию, но холопами быть не хотим. И не будем, ни у царя, ни у здешних разбойников.

– Ишь ты, какой выискался смелый, – ощерился Ипат, показывая мелкие черные зубы в обрамлении ярко-алых губ и черной курчавой бороды. – Вот шкуру-то с тебя снимут, как хозяин обещал, так забудешь такие смелые слова.

Другие стрельцы опасливо молчали. Из опыта многодневных хождений по морю на промыслы Степан понимал, что сейчас идет борьба за старшинство, за главенство. Пусть даже не физическое, а моральное.

Везде, где собираются несколько человек, почти немедленно начинается яростная борьба за авторитет, за место вождя и судьи. Будь это поморы на коче, или стрельцы в полку, или пленники, запертые в трюме пиратского корабля.

Сейчас ясно стало, что кандидатов в вожаки двое: Ипат и Степан. Ипат своим звериным нутром почуял это и первым напал на противника…

А что ж другие? Другие смотрели и ждали, кто выйдет победителем. Кто выйдет – тому они и покорятся.

Дверь кубрика открылась, и двое моряков подступили к Степану. Один здоровенным ключом открыл замок, которым ошейник крепился к цепи, а второй в это время стоял с длинной саблей в руке и угрожающе-мрачно смотрел на сидящих вокруг пленников.

Куда его ведут? Зачем?

Степан догадался, что это – следствие его разговора с капитаном. Вот сейчас и наступает расплата за храброе поведение, о которой предупреждал Хаген. А что? С него станется и выполнить свою угрозу. В конце концов, достаточно смирить одного, и все остальные смирятся уже навсегда. И чем жестче будет наказание смельчака, тем более это произведет впечатление на других.

Уже выходя из кубрика, подталкиваемый в спину моряками, Степан поймал испуганно-сочувственный взгляд Лаврентия и злорадные ухмылки Ипата и Агафона.

На палубе гулял ветер, день выдался хмурым. Соленые брызги от волн, бьющих о борта быстро идущего корабля, долетали до центра палубы. Стремительным взглядом Степан окинул все вокруг. Ну да, он все правильно оценил с первого раза.

Четыре пушки по левому борту, и четыре – по правому. Да еще одна затейливая маленькая пушечка на корме. Сама же корма большая – на ней даже помещается надстроенное помещение вроде маленького домика с оконцами в частом переплете.

На поморских кочах поверх палубы ничего не строили: товары, инструмент и сами люди находились внизу – в специально разгороженных помещениях. Но ведь этот корабль и больше самого большого коча раза в четыре…

– Иди туда, – толкнул Степана в спину сопровождающий. Они шли по палубе как раз в сторону кормового помещения, привлекшего внимание помора.

Шли – сильно сказано. Все трое передвигались по палубе, хватаясь руками за парусные канаты – иначе их бы смело.

После духоты и зловония в кубрике Степан с наслаждением глотал свежий воздух и с каждым вздохом ощущал, как новые силы вливаются в него. Наверное, то же самое чувствует птица, выпущенная из тесной клетки на привычный простор…

Судно шло фордевинд – полным ветром, и ветер во всю силу, на какую он способен в открытом море, дул в паруса со стороны кормы. От порывов ветра корма даже несколько приподнималась, будто подскакивала, подгоняемая ветром, а нос корабля зарывался в волны.

У огромного деревянного руля стоял привязанный к нему кушаком рулевой. Он держал руль, но не крутил его – в этом не было необходимости: корабль двигался намеченным курсом, и нужно было только следить, чтоб не сбиться с него.

– Заходи, – с этими словами Степана втолкнули в приоткрывшуюся для этого дверь кормовой каюты.

Как сразу же выяснилось, это была каюта Хагена. Разбойничий капитан сидел на кровати с балдахином, занимавшей почти все небольшое пространство. Эта кровать, покрытая грязным бархатным покрывалом красного цвета и с красным же балдахином, украшенным кистями, выглядела чужеродной в захламленной каюте. Поверх покрывала валялись развернутая старая морская карта, подзорная труба и изготовленная из металла большая круглая астролябия.

В углах каюты все оставшееся свободным место занимали несколько сундучков, обитых железом, с висячими замками. На полу в ногах капитана стоял деревянный бочонок, из которого тот периодически наливал темное пиво себе в глиняную кружку.

Увидев Степана, Хаген недобро усмехнулся и тотчас же рявкнул что-то по-шведски. После нескольких повторений Степан догадался, чего хочет разбойник, и это привело его в ужас. Поняв, что пленник не собирается исполнять приказ, Хаген отдал приказание своим морякам, и те принялись молча сдирать со Степана одежду.

Сделать это было нелегко, потому что кафтан застегивался на множество пуговиц сверху донизу, а под ним была еще рубаха с несколькими завязками.

Испугавшись, что бесцеремонные пираты изорвут всю одежду, Степан, наконец, сдался и закричал, что разденется сам.

Он раздевался и сам не верил в происходящее. Зачем капитану это нужно? С какой стати раздевать пленника?

По тому, как Хаген смотрел на Василия и что сказал ему напоследок, Степан уже догадался об извращенных пристрастиях капитана. С этими вещами ему приходилось сталкиваться и раньше. Когда поморы уходили в дальнее плавание на Грумант или далеко на восток, вдоль сибирского берега, и промысел длился долго, кто-то не выдерживал отсутствия женщин. Между крепкими матерыми рыбаками и их более молодыми товарищами иной раз возникали отношения, о которых не принято распространяться. Но это никогда не было связано с насилием: просто в суровых условиях севера и при длительном полном отсутствии женщин люди тянулись друг к другу.

Конечно, все знали, что это – грех: священник в церкви иногда касался в проповеди этой темы, так что позорной слабости стыдились и избегали даже говорить о ней – разве только на исповеди…

Кроме того, Степан никогда не воспринимал себя в качестве объекта мужского вожделения. По опыту он знал, что людей типа Хагена интересуют юноши – тонкие, с нежной кожей – похожие на женщин. Но не Степан же! Он совсем не такой: во-первых, далеко не юноша, а во-вторых с его мускулатурой, с обветренным лицом бывалого помора, с первыми седыми волосками в бороде…

Оставшись обнаженным, он встал перед капитаном и сказал:

– Если ты дотронешься до меня, ты будешь мертв. Я убью тебя.

Лицо Степана в это мгновение было таким, что если Хаген не понял слов, то смысл он понял отлично. Однако, против ожиданий Степана, который уже был готов ко всему, вплоть до смерти, разбойник лишь презрительно засмеялся и покачал головой.

– Ты мне не нужен, – сказал он. – Камень. Отдай камень, где ты его прячешь?