Злая кровь - Елена Таничева

Немертвая вернулась в мертвый город.

Слезы выступили — и тут же замерзли. Нина смахнула их, красные ледяные кристаллики. Кровавые слезы. Вампиры плачут кровью. Она была шокирована, впервые узнав об этом. Но здесь, на этом кладбище, правильно плакать кровавыми слезами… «Здесь лежат ленинградцы, здесь горожане — мужчины, женщины, дети, рядом с ними солдаты-красноармейцы…» — слова Ольги Берггольц на монументе Нина помнила наизусть. Лежащих на этом кладбище хватило бы, чтобы заселить город… А еще тут было похоронено ее счастливое детство. Все надежды, все мечты о будущем. Ее невстреченная любовь, нерожденные дети. Вообще все, что было и что могло быть хорошего…

— Я никогда не был здесь. Здесь страшнее, чем на обычных кладбищах, — прервал тишину Михаил.

Нина разбросала по снегу розы. Великолепные, крупные, лососево-розовые розы, которые бабушка обожала. Нина могла себе позволить целую охапку роз. Правда, собственно покупку совершил Михаил. А продавщица с ним флиртовала, не стесняясь Нины, считая ее разве что младшей сестренкой. Невзрачной младшей сестренкой этого рослого красавца. Продавщица завидовала той, кому он повезет цветы. Она и предположить не могла, что розы — для давно умершей старушки-библиотекарши.

Бабушка любила нежно-розовые розы. Но ей нравилось их благоухание. А эти красавицы на длинных толстых стеблях не пахнут. Они выращены для того, чтобы красиво смотреться в букете и долго стоять в вазе. И они почти не пахнут. По крайней мере, не пахнут розами. Только зеленью.

— Идем.

— Ты не будешь стоять?

— Нет. Здесь не могу. Эта боль — она меня высасывает… Но не приходить я тоже не могу.

— Да, понимаю. Я бы тоже ходил. Однако кладбища, где мои родные лежат, больше нет. Теперь там жилые дома и скверик.

— Ужасно.

— Нет. Просто нехорошо. Ужасно здесь.

На обратном пути Михаил попросил притормозить у очередного круглосуточного цветочного магазина. Там работали две сонные продавщицы, тут же оживившиеся при виде такого покупателя. Михаил их не разочаровал — купил гигантский, нарядный букет из хищно-пятнистых лилий. А потом они с Ниной вместе посмотрели продавщицам в глаза… И смогли восстановить силы, растраченные на Нискеревском.

Поймал взгляд человека — и все, он твой. Он не будет сопротивляться. Конечно, если человек расслаблен и не ожидает нападения.

Молоденькая продавщица с крашенными в неестественно рыжий цвет волосами не ожидала нападения от красавца Михаила.

А ее старшая подруга с мятым, увядшим личиком и усталыми глазами не ждала ничего дурного от худенькой и бледной девочки Нины.

Несколько глотков… Немного живительного человеческого огня. Кусочек чужой жизни. И всегда — такой соблазн взять больше! Взять все! Почувствовать себя по-настоящему сытым и сильным!

Каждый раз, когда Нина пила кровь, она завидовала вампирам прошлого, тем, которым Закон еще не запретил убивать смертных. И она знала: каждый вампир завидует им, когда питается. Зато потом, после, когда оторвешься от жертвы, — какое это счастье, что ты не убил! Как, наверное, это страшно и мерзко — убивать ради насыщения, ради наслаждения. Неудивительно, что все старые вампиры такие жестокие. С каждым убитым смертным они убивали что-то в себе…

Нина не убила за всю свою нежизнь ни одного человека. И всегда чувствовала, когда пора остановиться. Модест Андреевич хорошо ее обучил. Продавщицы ничего не вспомнят. Просто будут ощущать слабость и усталость. А две маленькие ранки на шее слева — они действительно маленькие, если укусить только один раз и не возвращаться к той же жертве. Если правильно пить, на коже не остается других следов.

Она оторвалась от своей жертвы раньше, чем Михаил — от своей.

Лизнула ранку, чтобы остановить кровь. Осторожно усадила продавщицу на стул.

Михаил вынужден был не только усадить свою жертву, но и прислонить ее к стене. Кажется, он взял чуть больше… Но жить девчонка будет. Всего лишь завтра не сможет выйти на работу.

Перехватив взгляд Нины, Михаил смутился и сунул в карман продавщице несколько купюр. Так быстро, что Нина не успела разглядеть, сколько именно.

— Не стоит, — грустно сказала Нина. — Она найдет их и станет вспоминать, откуда взялись деньги. И, возможно, вспомнит тебя…

— А она меня и так не забудет. Но будет уверена, что я заплатил ей за другое, — спокойно ответил Михаил.

Склонившись к продавщице, он поцеловал ее в накрашенные оранжевой помадой губы и прошептал:

— С тобой было так сладко, милая. Жаль, что мне приходится уезжать. Но это будет моим лучшим воспоминанием. Купи себе на память что-нибудь красивое. Нет, не спорь, дорогая. Я бы сделал тебе подарок, если бы не спешил. Но мне некогда, а подарить что-нибудь хочется.

Шепот его был так вкрадчив, что у Нины по коже побежали мурашки. Она вдруг почувствовала себя обнаженной, и будто нежнейший шелк медленно-медленно скользил по ней. И губы Михаила почувствовала на своих губах. И прикосновение его ладоней.

Нина вздрогнула и стряхнула морок. Эти чары предназначались не ей, а рыжей продавщице. Как часть ее несуществующего приятного воспоминания.

Обхватив себя руками, Нина попятилась.

Она умерла в пятнадцать лет. Ей неведомы были волнения плоти. Нет, конечно, Нине было все-таки не пять, как несчастной Клодии, героине романа «Интервью с вампиром», который Нина прочитала лет двадцать назад. Выживать в пятнадцатилетием возрасте проще, чем в пятилетнем. Не нужно хотя бы притворяться несмышленышем…

И все же — Нина была ребенком. Психологически.

Похоже, ребенком она так и осталась. Потому что ни разу не влюбилась за все эти десятилетия.

Пятнадцать лет. У многих в пятнадцать уже есть любовник… Не только в нынешнюю эру поголовной акселерации и половой распущенности, но и в былые времена: в пятнадцать выходили замуж, а Джульетте у Шекспира так и вовсе четырнадцати еще не исполнилось.

Нина, пожалуй, могла бы при желании кого-нибудь соблазнить. Даже если при жизни ты — самая серая мышка в классе, сделавшись вампиром, ты все равно обретаешь чарующую прелесть. По крайней мере, в глазах смертных. Все вампиры привлекательны — это помогает им охотиться. Нина могла бы очаровать и влюбить в себя смертного, если бы захотела.

Но — не хотела. Ее не интересовала эта сторона жизни.

… Или просто она запретила себе интересоваться? Потому что считала, что это ей не нужно?

Сколько было Михаилу, когда он умер? То есть когда был обращен? На вид — двадцать с небольшим. Или чуть больше. Высокий, мускулистый, но не массивный: поджарый, как молодой кот, и такой же ловкий. Черты лица правильные, но слишком резкие. Жесткая линия рта. Но когда он улыбается, лицо преображается, смягчаясь. Глаза красивые: карие, с девчачьими длинными ресницами. И при темных глазах — светлые, золотисто-русые волосы. Нина где-то читала, что сочетание темных глаз и светлых волос — признак породы. Но вряд ли Мишель Онучин из аристократов. С аристократами Нине общаться приходилось, Михаил не из их числа, те — другие. Конечно, Михаил умел быть галантным, умел вести себя обворожительно, хотя нет-нет, да и проскальзывали в его речи блатные словечки… Впрочем, все старые вампиры это умеют. А Михаил родился явно задолго до революции.