Стоя на краю неба - Екатерина Белецкая

Но работу терять нельзя ни в коем случае. Особенно сейчас. Во время третьего кризиса.

«Иди в Зеленку, дура малолетняя! Иди и там целуй своих гермо, сколько влезет! Хватит позорить хобби!»

Подпись – Бальзам.

Это уже лучше. Сейчас товарки появятся…

В Комнату зашел сам Хозяин Воды. Зашел, пробыл минуты полторы и молча вышел. Рысь занервничала еще больше.

«Попробуй посмотреть модель «Гард розэл», скульптор Линда Урсуни».

«А это мальчик или девочка?»

«Мальчик. Можно лицо нарисовать очень похожее».

«Спасибки! А сколько он стоит?»

«Девятьсот космо, но бывают скидки, надо ловить».

«Киска, забей на дураков, слушай сюда. Не надо брать «Гард розэл», возьми лучше «Дрим», от Снипера. Он вроде бы меньше похож, но там подвижные зоны есть в лице, выражения можно менять, прикинь, как здорово. Глаза двигаются!!!»

«Дорого, наверное?»

«Тысяча сто, зато там одежда в комплекте».

Как мило!!! Ну где же баньши, где они?! Еще ведь через полгорода ехать!

Рысь жила на самой окраине, и добираться до работы ей предстояло больше часа. Сначала монор, потом подземка, потом пешком – Центр давным-давно сделали пешеходным, машины пропускали только по специальным пропускам – государственные или торговые. А простой человек беги, как хочешь.

«Киска, вы уже постригли себе челку наискось и перекрасились в русый цвет, да? Если нет, то срочно красьтесь. А то вы будете не похожи на Ксини».

О! Это уже лучше. Сейчас-сейчас-сейчас…

«Большая любовь к гермо при полном отсутствии мозгов – это диагноз. Киска, не бойтесь, сейчас все лечат».

Отлично!

Внизу замигала приватная строка.

«Рысюха, у тебя там опять черти пляшут, ты где?»

«Баньши налетели, иди сбивать!»

«Ну сколько можно! Рысь, закрой этот паноптикум!»

Великолепно! Три жалобы.

Сбивать, говорите? Собью. Я тут давно сижу со сбивалкой наготове.

Рысь включила видимый режим – из Комнаты тут же свалили трое баньши, не успевших отметиться. Ладно, черт с ними, в другой раз.

– Сейчас мы с вами поиграем, – пробормотала Рысь, блокируя Комнату. – Полет баньши над темной водой, смертельный номер, екли!

Пальцы забегали по клавиатуре терминала:

«Порт блокирован. Сиреневая Киска, вам выносится предупреждение за невнимательность и дублирование порта. Прежде чем создавать дубли, читайте Комнаты, информации по моделям более чем достаточно. Штраф – одно очко.

Баньши, предупреждение за создание свары и навязывание своей точки зрения в грубой форме сторонним посетителям. Штраф – по три очка с персоны, блокировка в этой Комнате – сутки».

Подпись – Гильдия следящих.

Рысь в ярости!!!

Удовлетворенно хмыкнув, Рысь ткнула пальцем в сенсорную пластину, выключая терминал, и, подхватив сумку, кинулась к двери. До отхода монора, на котором ехать предстояло довольно долго, оставалось пятнадцать минут.

* * *

На самом деле Рысь, конечно, звали совсем даже не Рысь, а Джессика Пейли. Ей недавно исполнилось сорок три года. Найти хорошую работу или вновь удачно выйти замуж Джессике не светило. Помочь ей тоже было некому. Рассчитывать в этой жизни приходилось только на себя, и ни на кого другого.

В прошлом Джессика была художницей, иллюстрировала книги для подростков. Рисовала она не в редакторах, а руками, и ее иллюстрации лет двадцать назад пользовались большим успехом. Что только не приходилось рисовать!.. Фантастические, ажурные, словно кружевные города; крылатые люди, прекрасные, возвышенные создания, имен для которых в этом мире не существовало, старинные корабли, звездолеты из неведомых никому миров; в ее картинах было то, что очень многие в те годы хотели видеть в жизни, – красота истинной любви, безгрешной, непорочной… Совсем необязательно – о красоте любви мужчины и женщины, нет. Любовь бывает очень разной: к природе, к городу, к небу, к морю.

Джессика тогда была очень чистым человеком.

И верила в чудеса.

В настоящие чудеса.

И стремилась показать людям то, что видела в своем воображении – видела так, словно сама побывала в тех фантастических местах, словно стояла рядом с существами, которых рисовала.

Но потом грянул первый кризис – и государство официальным порядком отменило книги. Вообще отменило, как класс. Вышла директива правительства, и книги просто перестали печатать. Остались только детские, по мотивам известных фильмов, да полтора десятка учебников, тоже для малышей.

И все.

Месяц Джессика не могла поверить в происходящее. До этой директивы она все-таки работала: в маленьком издательстве, печатающем книги под заказ. Денег работа приносила совсем немного, но на жизнь как-то хватало. А после директивы…

Полгода она была безработной. Перебивалась чем получится – ходила мыть рекламные щиты с бригадой таких же бедолаг, как сама, торговала в уличной палатке лепешками с разными начинками (так называемая «еда-на-ходу», сеть палаток «Ешь бегом!»), ухаживала за стариками, по социальной квоте имеющими право на такой уход. Муж, посмотрев на это все, сбежал к другой – измученная Джессика ему совершенно перестала нравиться.

Но, что интересно, во время второго кризиса, в результате которого всех неработающих и всех пенсионеров попросили в трехмесячный срок выехать из Джовела, спас Джессику от вынужденного переезда.

Джессика подлежала выселению и была обязана покинуть город – она считалась безработной. Бывший муж в один прекрасный день отвел ее к своей давней приятельнице, порекомендовал – и ее приняли.

Так Джессика стала той, кем работала последние восемнадцать лет: помощницей управляющего пансионом «Утро Джовела».

* * *

Успела.

И даже пять минут в запасе осталось.

Служебный вход в старинный особняк, в котором размещался пансион, находился во дворе, не со стороны улицы. Здание, недавно отремонтированное, выкрашенное в приятный темно-оливковый цвет, богато украшенное белой лепниной, Джессике нравилось – у дома, безусловно, была душа, на удивление светлая и спокойная. Может, отчасти поэтому она и не бросила работу, сумела с ней смириться. Дом нравился. А из приятного места уходить смысла нет…

Джессика проскочила через пост охраны, на ходу кивнув знакомому секьюрити (тот улыбнулся, махнул рукой), и быстрым шагом направилась в служебную комнату – переодеваться. В «Утре» все ходили в униформе: черный костюм-тройка, ослепительно-белая блузка, золотистый бейдж с именем, неброская обувь. Никаких украшений, никаких высоких каблуков, никаких вычурных причесок. Самое большее, что допускалось, – личные приборы у мужчин на правом запястье да обручальный браслет на левом – у женщин. Все. Ничего более.