Разрушитель кораблей - Паоло Бачигалупи

Отпив еще глоток из бутылки, она отдала ее соседу и встала.

— Пойду посплю, — сказала она и пошла по берегу. — Увидимся завтра, счастливчик, — добавила она, оборачиваясь к Гвоздарю. — Не опаздывай. Бапи тебя точно выгонит, если ты не придешь на работу и не попотеешь вместе со всеми.

Они проводили ее взглядами. Палка в костре треснула, разбрасывая искры. Девочка-Луна быстро сунула руку в костер, придвигая палку к углям.

— Ей ни за что не попасть в команду по тяжелым грузам, — сказала она. — Как и всем нам.

— Хочешь испортить вечер? — спросил ее Жемчужный.

Проколотое пирсингом лицо Девочки-Луны блестело в свете костра.

— Просто говорю то, что все мы и так знаем. Пима вдесятеро лучше Бапи, но это не играет роли. Еще год, и у нее будут такие же проблемы, как у Ленивки. Либо удача, либо ничего.

Она взялась рукой за голубой стеклянный амулет Норн, висевший у нее на шее.

— Мы целуем этот глаз, надеясь, что все повернется к лучшему, но все мы облажаемся точно так же, как Ленивка.

— Нет, — качая головой, возразил Тик-ток. — Разница в том, что она это заслужила, а Пима — нет.

— Тут не играет роли, кто что заслужил, — ответила Девочка-Луна. — Если бы люди получали по заслугам, мать Гвоздаря была бы жива, мать Пимы владела бы фирмой «Лоусон энд Карлсон», а я бы ела шесть раз в день.

Она плюнула в огонь.

— Ты не заслуживаешь ничего. Может, Ленивка и клятвопреступница, но она, по крайней мере, понимала, что нельзя что-то заслужить. Надо просто взять это.

— Не согласен, — качая головой, сказал Жемчужный. — Что делать, если не соблюдать обещания? Тогда ты никто. Меньше, чем никто.

— Ты не видел той нефти, Жемчужный, — возразил Гвоздарь. — Лаки Страйку и не снилось столько. Мы все можем делать вид, что мы не такие, как Ленивка, но ты никогда в жизни столько нефти не видел и не увидишь. Такое любого превратит в клятвопреступника.

— Не меня, — резко ответил Жемчужный.

— Хорошо. Никого из нас. Но тебя там не было.

— И не Пиму, — сказал Тик-ток. — Никогда.

На этом спор закончился. Они могли сколько угодно врать друг другу, но тут Тик-ток был прав. Пима была непоколебима. Она никогда не предаст и не подставит тебя, всегда прикроет. Даже когда ругает тебя, чтобы ты выполнил норму, на самом деле о тебе заботится. Гвоздарю внезапно захотелось отдать ей всю свалившуюся на него удачу. Если кто и заслужил лучшей жизни, так это она.

Подавленные, после того чем закончился их разговор, они начали собирать остатки еды, засыпали песком тлеющие деревяшки и собрались расходиться, кто куда. К родным или другим людям, их приютившим.

Подул ветер, и Гвоздарь развернулся лицом к нему. Ураган будет, это уж точно. Он достаточно времени провел на берегу, чтобы улавливать признаки. Скоро будет. Хороший, мощный ураган. Работы не будет пару дней, не меньше. Может, у него и получится отдохнуть и поправиться.

Он вдохнул обдувавший его свежий соленый воздух. Другие тоже тушили костры. Народ начал суетиться, собирая свои убогие пожитки и убирая их, чтобы спасти от надвигающегося урагана.

На горизонте по ночной глади Залива скользил еще один клипер, с голубыми ходовыми огнями. Глубоко вдохнув, Гвоздарь поглядел на корабль, спешащий в порт, чтобы укрыться от непогоды. В кои-то веки Гвоздарь порадовался тому, что он на берегу.

Развернувшись, побрел к своей хижине. Если ему действительно повезет, то отец еще где-нибудь пьянствует, и ему удастся проскользнуть внутрь незамеченным.

Хижина Гвоздаря стояла на кромке джунглей, среди оплетенных вьющимися кудзу кипарисов, сооруженная из бамбука, пальмовых листьев и листовой жести, подобранной его отцом в разных местах. Каждый лист отец пометил, нацарапав на нем кулак, чтобы никто их не украл, пока их нет дома, днем.

Гвоздарь сложил подарки у входа. Вспомнил те времена, когда эта дверь не таила за собой опасность. До того, как у матери началась лихорадка. До того, как отец начал пить и принимать наркотики. Сейчас же, каждый раз открывая дверь, он играл в лотерею.

Если бы не то, что ему пришлось переодеться в чужую одежду, он бы вообще не стал рисковать и не пришел был. Но другая его одежда была в доме, и, если повезет, он сможет войти, пока отец не вернулся с пьянки. Он тихонечко открыл дверь и сунул руку внутрь. Нащупал банку со светящейся краской и немного мазнул на лоб. Тусклый свет проник внутрь…

Загорелась спичка. Гвоздарь дернулся.

Отец лежал у стены рядом с дверью, глядя на него и сжимая в кулаке бутылку.

— Рад тебя видеть, Гвоздарь.

Ричард Лопес представлял собой тощий комок мышц и энергии. На его руках были вытатуированы драконы, их хвосты обвивали его шею, поднимаясь выше и переплетаясь с выцветшими рабочими татуировками. Гвоздарь замер, пытаясь угадать, в каком настроении отец. Тот подтащил к себе старый стул и взгромоздился на него. В колеблющемся свете лампы тени плясали по стенам. Ричард Лопес был по уши накачан выпивкой, амфетамином и «кристал слайдом». Его красные глаза внимательно оглядели Гвоздаря, как глаза змеи, готовой сделать бросок.

— Какого хрена с тобой случилось?

Гвоздарь попытался скрыть страх. У отца в руках ничего — ни ножа, ни ремня, ни ивового прута. Его голубые глаза были ясны, как небо, но это было затишье перед бурей.

— Случайно поранился на работе, — ответил Гвоздарь.

— Случайно? Или просто сглупил?

— Нет…

— О девках замечтался? — не унимался отец. — Или вообще ни о чем не думал? Замечтался, как обычно?

Он дернул головой в сторону рваной картинки с клипером, которую Гвоздарь приладил на стену хижины.

— Снова мечтал об этих твоих чудесных кораблях?

Гвоздарь не попался на провокацию. Если бы он возразил, то все обернулось бы только хуже.

— Как ты собираешься дальше зарабатывать, если тебя выгонят из команды? — спросил отец.

— Меня не выгнали, — ответил Гвоздарь. — Завтра на работу пойду.

— Да ну?

Отец с подозрением прищурился. Кивнул на тряпку, на которой висела раненая рука.

— С увечной рукой? Бапи не занимается благотворительностью.

Гвоздарь с трудом подавил желание огрызнуться.

— Я в норме. Ленивку выгнали, так что мне нет замены на работе в тоннелях. Я меньше…

— Меньше, чем дерьма кусок. Ага. Думаешь, тебе это на пользу.

Отец отхлебнул из бутылки.

— Где респиратор?

Гвоздарь замешкался.

— Ну?

— Потерял.

Повисла тишина.

— Потерял, да?

Отец больше ничего не сказал, но Гвоздарь уже чувствовал, что дела пошли плохо. Наркотики и выпивка, вкупе со злобой и безумием, обычно приводили отца к приступам бешенства. Внутри него зрела буря, с огромными волнами, пеной и брызгами, та самая непогода, сквозь которую Гвоздарю приходилось лавировать каждый день, обходя рифы отцовского настроения. Ричард Лопес задумался. И Гвоздарю надо было срочно понять, о чем, иначе ему не уйти отсюда небитым.