Тайна Марии Целесты - Сергей Саканский

– Это здесь, – объявил Ярцев, указав на достаточно ржавую дверь в стене улицы.

Вошли, скрипнув. За дверью был двор. На двух веревках покачивалось белье, болтая тени по вытоптанной земле. Множество часто расположенных дверей в стене длинной постройки красноречиво свидетельствовало о том, что Ральфа привела бригаду в типичную ялтинскую халупу – чье-то владение с минимумом удобств по самой низкой цене.

Собака уверено продолжила свой путь и тихо зарычала на третью дверь. Клюев на всякий случай достал пистолет, впрочем, не тронув предохранитель. Пилипенко рывком распахнул дверь. Ральфа не удержалась и залаяла. Весь этот шум не произвел ни малейшего впечатления на того, кто спал на узком диване у стены.

Мужчина лет тридцати был давно не брит и вовсе не спал, как показалось вначале, а находился, что называется, «в отключке». Вырубился, значит. То, что он пил, ополовиненное, говорило о скромных доходах или потребностях этого человека. Простой таврический портвейн, правда, закупленный в неимоверном количестве. Жаров прикинул по числу бутылок, пустых и полных, что вместо всего этого шмурдяка можно было взять аж литр неплохого виски.

Когда человека все же растолкали, он первым делом схватил бутылку и присосался к ней. Никто не возражал: видавшие виды мужики понимали, что только так он придет в состояние вменяемости.

Двое оперативников, тем временем, провели короткий несанкционированный обыск, благо что в комнате два на три метра для этого не потребовалось особых усилий. Пистолет системы Браунинга просто лежал под тумбочкой. Пилипенко осторожно взял его в руки и понюхал. Кивнул, и это означало, что запах пороха оружие помнило хорошо.

– Ну вот, – сказал следователь. – Я полагаю, ты был кем-то нанят на работу. Но заплатили тебе, судя по всему, негусто.

Человек тупо уставился на браунинг, потом осмотрел помещение, только теперь увидев собаку. Казалось, он понял, что серьезно влип.

– Это не мое! – сказал он и быстро хлебнул еще глоток.

– Известное дело! – серьезно поддакнул следователь, а Клюев брезгливо вытащил из его рук бутылку.

– Поправился и хватит, – ласково сказал он.

– Нет, правда! – воскликнул пьяный. – Я впервые вижу этот браунинг.

– Вот и попался. Откуда ты знаешь, что это браунинг?

– Да что ж я, браунингов не видел?

– Где же ты их видел? – строго спросил Клюев.

– В кино, гражданин начальник.

– Почему говоришь «гражданин»? Ты что – сидел?

– Да в кино как раз так и говорят! Ладно. Не скроешь же от вас. Сидел по 296-й.

– «Хулиганство, то есть грубое нарушение общественного порядка из мотивов явного неуважения к обществу, которое сопровождается особой дерзостью или исключительным цинизмом», – процитировал Клюев упомянутую статью.

– Дело прошлое! – сказал задержанный.

Пилипенко брезгливо посмотрел на него. Сказал:

– Я, между прочим, не по «гражданину» вычислил. У вас, зеков, особое выражение лица. Даже цвет кожи какой-то… Золотисто-зеленый, как у гарбуза.

Он повернулся к младшим операм:

– Тщательно здесь все проверьте.

Затем – к Минину:

– А ты знаешь что делать с оружием. Отпечатки, время последнего выстрела и прочее.

Наконец, опять посмотрел на пьяного, так и сидящего на своей мятой постели:

– Вот таких, как ты, я особенно ненавижу. Честных работников ножа и топора.

* * *

Последующие три часа выглядели каким-то идиотским фарсом.

Человек этот, конечно, имел имя, Жаров записал все нужные данные для статьи, но мысленно его называл просто киллером. Так военнослужащего, выделяющегося среди прочих своей формой, воспринимают как просто какого-то солдата. Киллер казался Жарову безликим, серым, как и все они, которых он за многие годы работы с милицией повидал достаточно.

Отпечатки на браунинге были его, и никаких других больше. Сам он приехал на южный берег якобы отдохнуть. И жил, между прочим, в Одессе, как и Шурупов, его жена и Груздева. Человек с сомнительным прошлым, уголовник. Такой человек вполне может быть профессиональным убийцей. Ему могли бы заказать, например, самого Шурупова. Но вот зачем ему стрелять в Груздеву?

Показания он давал довольно путаные. Да, из Одессы – ну и что? Пьет беспробудно – это да, есть такой грех! Пистолет? Не знает, откуда он взялся.

Все улики были против него: и взятый служебной собакой след, и оружие с отпечатками. Не считая косвенных доказательств: его принадлежность к Одессе и уголовную личину. Уход в молчанку не давал ему никаких шансов. Посадят в любом случае: выдаст он своих заказчиков или нет.

Раненная женщина меж тем была без сознания, но врач уверял, что ее жизнь уже вне опасности…

Вечером Пилипенко зашел к Жарову в редакцию. В очаге поблескивало искусственное пламя, но привычка класть ноги на каминный экран была неистребима, как и потягивать представительское виски.

– Я решил взглянуть на всю эту историю под другим углом, – заявил следователь, поднимая стакан, гремящий льдом. – Только что еще раз допросил киллера. Но уже с новой точки зрения.

– Ты, как всегда, опять скрываешь существенные детали.

– Вовсе нет. Вот эта деталь. Дело в том, что киллер тоже – как Груздева и Шурупова – ехал из Одессы поездом.

– В этом нет ничего удивительного, ведь он вез с собой браунинг. Он не смог бы пройти через контроль в самолете.

– Да это понятно, – махнул рукой Пилипенко. – С Груздевой тоже: при ней был флакончик с ядом. Возникает вопрос: а какую недопустимую вещь везла Шурупова?

– Может быть, ее и вправду укачивает в самолете? Случайное совпадение…

– Брось! Ты лучше меня знаешь, что случайных совпадений в детективе быть не может.

– Но у нее не все в порядке со здоровьем. Вспомни, как она глотала валидол.

– Да, я видел, причем, два раза. Уж не демонстрация ли это была?

– Демонстрация чего? Больного сердца? Зачем?

Пилипенко отхлебнул из своего стакана и надолго задумался. Вдруг лицо его просветлело. Жаров услышал хорошо знакомый звук: следователь щелкнул пальцами. Это означало, что и очередная разгадка щелкнула сейчас в его голове.

– Не расскажешь? – спросил Жаров друга.

– Нет, конечно. Я только что и в самом деле сложил значительную часть пазла, именно вспомнив, как глотала эта женщина валидол, вернее – какой валидол. Первый раз это был тот, что она привезла из Одессы. Второй – я заметил – в блистере местного производства. В этом-то и суть.

– Ладно, – вздохнул Жаров. – Ближе к концу ты всегда закрываешься. А вот у меня перед глазами два нательных крестика – на груди Груздевой и Шурупова. Не покидает ощущение, что, тайна кроется именно в этих крестиках.