Четырнадцатая золотая рыбка - Дженнифер Л. Холм

Я люблю ужастики, а вот сказки — не очень. В основном потому, что мне всегда интересно узнать, что было после того, как все зажили «долго и счастливо». Возьмем «Трех поросят». Что случилось после того, как третий поросенок сварил волка в котле? Он похоронил волка и сообщил его друзьям? Или взять «Золушку». Да, принца она нашла, а ее сестры? Они хоть и сводные, но все же не чужие. Приходилось им вместе отмечать День благодарения? Ну и теплый же праздник у них, наверное, получился!

— Похоже, Хеллоуин в этом году наступил рано, — замечает дедушка, показывая на компанию мальчиков-готов, стоящих в очереди.

Я неожиданно для себя ищу среди них Раджа, но не нахожу.

Мимо проходит милая старушка, толкая своего не менее пожилого мужа в кресле-коляске. Он сидит сгорбленный и держит в руках трость. На нем темные полиэстеровые штаны, рубашка на пуговицах, темно-синий пиджак и мокасины с темными носками.

Дедушка одет в точности как дедушка.

— Видишь, Элли? Старение — это ужасная болезнь. Ты теряешь то, что казалось само собой разумеющимся. Способность передвигаться. Зрение. Слух. Даже в туалет сходить не можешь.

— Что?

Он многозначительно смотрит на меня.

— Когда начинаешь стареть, перестает работать все. Лучше тебе не знать, сколько раз за ночь мне приходилось вставать в туалет…

Я согласно киваю. И правда, лучше не знать.

— Но это не самое ужасное. Тебя отправляют подальше в дом престарелых или в пансионат, просто потому, что ты старый…

Это похоже на среднюю школу.

— А потом знаешь, что случается? — Дедушка делает театральную паузу. — Все вокруг тебя начинают умирать! Сердечные приступы! Инсульты! Рак! Люди, которых ты знал всю жизнь, исчезают. Люди, которых ты любил. Ты можешь себе представить, как это больно?

Я думаю о Брианне.

Один из скейтбордистов подбросил свой скейт в воздух, и до нас доносится смех его друзей.

— Уж лучше быть мертвым, чем старым, — заявляет дедушка. Он комкает в руках коробочку от изюма. — Я все еще голоден, — говорит он.

С тех пор как дедушка поселился у нас, в доме кое-что поменялось. Раскладной диван в кабинете всегда разложен, а наши антикварные книжные полки опустели и превратились в открытый шкаф для одежды. В комнате висит тяжелый запах мужских носков и спортивной раздевалки. Когда дедушка не видит, мама опрыскивает кабинет освежителем воздуха.

У дедушки есть свои странности. Он всегда готов к выходу за полчаса до того, как пора идти. Каждый день он выпивает чашку горячего чая, потому что это «полезно для пищеварения». И все время беспокоится о мусоре.

— Мусорные баки надо выставлять на улицу вечером, — поучает он маму.

— Я предпочитаю делать это утром, — отвечает она.

— А если забудешь?

Мама стискивает зубы.

— Не забуду.

— Можешь и забыть. И в твоих баках за две недели скопится куча мусора. Что ты тогда будешь делать?

С дедушкой не нужно догадываться, что он на самом деле имеет в виду, как это иногда приходится делать в разговоре с девочками: у него что на уме, то и на языке. И он всегда выполняет обещанное. Поэтому сегодня, не найдя его нигде после уроков, я начинаю волноваться.

Я жду его на нашем обычном месте — перед зданием школы, у шеста для подъема флага. Стремительный поток несущихся мимо школьников потихоньку превращается в ручеек, но дедушки по-прежнему не видно. Я знаю, что он не бросил бы меня здесь просто так. Тут я вспоминаю, как Николь рассказывала про потерявшихся стариков. У дедушки, конечно, тело подростка, но мозгу-то его семьдесят шесть лет.

Я ищу его у школьных шкафчиков и у кабинета, где у него был последний урок, но безрезультатно. Забеспокоившись по-настоящему, я подхожу к одному из мужских туалетов и зову через дверь:

— Мелвин!

Из туалета выходит Радж.

— Кажется, ты ошиблась дверью, — весело замечает он.

— Мелвина там нет? — спрашиваю я.

— Могу проверить, если хочешь, — предлагает Радж.

— Проверь, пожалуйста, — прошу я.

Через минуту он возвращается и качает головой:

— Не-а!

— Где же он?

Я нахожусь на грани паники.

Радж предлагает:

— Я поищу с тобой. Он наверняка где-то здесь.

Радж проверяет все мужские туалеты и раздевалку, но дедушки нигде нет.

Только когда мы проходим мимо моего шкафчика, я вижу прикрепленную к двери записку:

Радж предлагает подождать вместе. Мы садимся на скамейку перед кабинетом для провинившихся. Разговаривать с Раджем интересно.

— Твой двоюродный брат немного странный, — говорит он.

Я непонимающе смотрю на него.

— Ну, взять хотя бы его одежду. Эти штаны полиэстеровые. Прямо как у моего дедушки.

Если бы он только знал!

— Э… да. Такой у него стиль, наверное, — отвечаю я.

— Хм…

В правом ухе у Раджа серьга. Она похожа на иероглиф.

— Это что-то египетское, да? — спрашиваю я.

— Это анкх, египетский символ жизни, — объясняет парень.

— Круто! — восхищаюсь я. — Ты увлекаешься Древним Египтом?

— Типа того. Ты знаешь, что сердце египтяне не трогали?

— Что?

— Когда они делали мумии, то вынимали все органы, а сердце оставляли.

— Но зачем?

У Раджа серьезный взгляд.

— Они верили, что человек сердцем думает.

Дверь со стуком распахивается, и из кабинета вываливается толпа детей. К нам подлетает дедушка с пылающим лицом и растрепанными волосами. Он в ярости.

— Что случилось? — спрашиваю я.

— Я вышел в уборную.

О чем это он?

— В уборную?

— В туалет! — рявкает он. — Я без разрешения вышел в туалет во время урока. Оказывается, это преступление!

Мимо проходят несколько мальчишек, наказанных вместе с дедушкой, и кричат ему:

— Дай пять!

Один из них, смеясь, добавляет: