Неоконченное путешествие - Перси Харрисон Фосетт

один из вечеров мы поднимались вверх по реке Гуаяс, пробиваясь сквозь густые тучи комаров, которые заполонили и каюты и кают-компанию, проникали в каждый уголок корабля и безжалостно нас жалили. Ни разу в жизни мне не доводилось переживать что-либо подобное. Должно быть, Писарро и его спутники испытывали неописуемые страдания, когда эта пакость забиралась под панцирь и кусала их, оставаясь недосягаемой. Постоянная желтая лихорадка в Гуаякиле во многом вызвана ужасающим пренебрежением к санитарным требованиям. Когда якорь с грохотом упал в грязно-черную воду и на поверхность поднялись зловонные пузыри, мне вспомнилась Мальта. Но желтая лихорадка, судя по всему, мало беспокоила жителей города — улицы были полны народа, торговля шла оживленно, вдоль причалов стояли опрятные прогулочные лодки.

В этот день в Лондон отбывал на пароходе новый эквадорский посланник, поэтому множество национальных флагов реяло на общественных зданиях, и мы увидели, как посланник, сопровождаемый своей пышно разодетой свитой, под звуки духового оркестра поднялся на борт.

Тихий океан обдал нас свежестью, когда зараженная лихорадкой река Гуаяс изрыгнула наш пароход на своих мутных от грязи волнах. Обогнув мыс Бланко, где с шумом выпрыгивают из воды гигантские сциены и где чуть ли не над каждой волной торчат парные треугольники акульих плавников, мы прибыли в североперуанский порт Пайта. Это была невзрачная деревушка, вся из деревянных домов, стоявших у подножия нетронутых песчаных холмов. Здесь нас окурили формальдегидом, наказав за наше неблагоразумие — посещение Гуаякиля.

Следующий порт, куда мы зашли, был Салаверри. Это одно из тех мест, где при возможности желательно сойти на берег и где по большей части такой возможности не предоставляется. Салаверри расположен недалеко от Трухильо, тоже одного из самых старых испанских поселений на побережье. Там, где стоит Трухильо, были раньше древний город Чиму и захоронения, которые копаны и перекопаны в поисках сокровищ. Согласно легенде, где-то в этих местах лежит клад «Большой Рыбы». Клад «Малой Рыбы» был найден около двухсот лет назад и, как говорят, принес нашедшему его счастливцу двести миллионов долларов! «Большая Рыба» оценивается гораздо выше, и полагают, что в ней находится изумрудный бог племени чиму, высеченный из цельного камня высотой в восемнадцать дюймов[12].

Кальяо — порт города Лимы, столицы Перу. Здесь мы остановились в виду берега, на некотором расстоянии от embarcadero, или пристани. Корабль покачивался на крупной волне мертвой зыби, показывая свое заржавевшее днище. Вскоре мы были атакованы кричащими лодочниками. Толкаясь и хватая трапы со своих танцующих посудин, они принялись торговаться с пассажирами, хотевшими сойти на берег, время от времени обрушивая потоки брани друг на друга. Спрыгнуть с трапа в лодку в этом бедламе было не так-то легко. Нижняя ступень трапа то оказывалась на головокружительной высоте над сгрудившимися лодками, то ныряла в воду, так что пенящиеся волны были почти у ног, и все бросались вверх по трапу, чтобы избежать купания. Задача состояла в том, чтобы выбрать момент и прыгнуть так, чтобы облюбованная лодка при приземлении оказалась под тобой. Огромные медузы плавали на поверхности и в прозрачной воде — всюду, насколько хватало глаз.

Сойдя на берег, мы были вынуждены выбирать между тремя железнодорожными линиями, чтобы проехать девять миль[13] до Лимы. Это были знаменитая Центральноперуанская железная дорога, шедевр неутомимого инженера Генри Мейггса, затем так называемая Английская железная дорога, открытая в 1851 году и притязавшая на звание первой в Южной Америке, и, наконец, электричка, которая даже в те времена могла делать милю в минуту.

Лима оказалась прекрасным городом с великолепными магазинами и широкими проспектами, свидетельствующими о прогрессивной политике покойного президента Пиеролы, который стремился украсить столицу. Автомобили были еще в новинку, большей частью пользовались легкими экипажами. На главных улицах по рельсам, уложенным в булыжную мостовую, медленно ползли конки. За соответствующую цену купить можно было почти все, но в том-то и дело, что цены обычно были в четыре раза выше, чем в Лондоне!

Тело дона Франсиско Писарро, изъятое из ниши в склепе собора и заключенное в стеклянный гроб, чтобы оградить его от поползновений путешествующих американцев — охотников на сувениры, было одной из главных достопримечательностей, и я уплатил свою лепту за право поглядеть на его высохшие останки.

Отель «Мори» явился желанной переменой после корабля. Мне сказали, что он лучший в Лиме, чему я охотно поверил: там было чисто и уютно, там хорошо обслуживали и отлично кормили. Мы жили в нем неделю, и за это время я, насколько мог, познакомился с Лимой и ее окрестностями. Британский посланник, которому я нанес официальный визит, представил меня другим английским резидентам; все они оказались весьма гостеприимными и милыми людьми. Сам посланник, забавный человек с несколько эксцентрическими привычками, обычно принимал посетителей в халате, стоя на верху большой лестницы, ведущей из его апартаментов на улицу. Он всегда был готов защищаться, так как к нему нескончаемым потоком шли пьяницы матросы, желавшие, как они выражались, отстоять свои права, и говорили, что посланник без зазрения совести прибегал к физическому воздействию, чтобы избавиться от таких визитеров.

Управляющий Центральной железной дорогой мистер Моркилл любезно предоставил мне возможность совершить поездку к Рио-Бланко — это в Андах на высоте 11 000 футов[14] — на специальном поезде, предназначенном для экскурсии моряков с двух британских военных кораблей, зашедших с визитом в здешние воды. Он распорядился отвести мне отдельный вагон в хвосте поезда — таких любезностей мне не оказывали еще ни разу в жизни. Дорога эта — единственная в своем роде самая высокогорная в мире железная дорога с нормальной колеей и уступает лишь железной дороге Антофагаста — Боливия, которая является вообще самой высокогорной в мире и выигрывает по высоте у Центральной перуанской всего десять футов. Центральная перуанская, начинаясь от уровня моря, на протяжении немногим более ста миль поднимается до высоты почти 16 000 футов. Она разбита на последовательные подъемы, делает многочисленные зигзаги, а то и вовсе поворачивает назад и проходит через бесчисленные туннели. Во время подъема на Рио-Бланко у меня дух захватывало не только при виде величественной панорамы, но и от восхищения инженерным гением, построившим это из ряда вон выходящее сооружение[15].

Мы возвратились на пароход в Кальяо, вышли из порта, обогнули остров Сан-Лоренсо и поплыли на юг вдоль побережья. В тридцати милях от берега вздымались Кордильеры, и их увенчанные снегом вершины являли собой великолепное зрелище в свете заходящего солнца. По пути мы останавливались в Серро-Асуль и Писко, где нам удалось сойти на берег