Самое гордое одиночество - Анна Богданова

Дзз!... Д-зззззз-дз-дз! Я вздрогнула от неожиданности – проклятый телефон!

– Да! Але! – крикнула я в трубку.

– Манечка, здравствуй, детка! Мы с тобой сегодня еще не разговаривали? – сахарным голосом проговорила бабушка.

– Нет, с тобой я еще сегодня не разговаривала, зато уже вдоволь успела наговориться с твоим наглым секретарем и его супругой, которые суют свои длинные носы в чужие дела! – Я попыталась выразить недовольство по случаю нахального внедрения в мою частную жизнь четы Рожковых.

– Сан Амурович был у тебя?

– И Сан Глориевич тоже, – съязвила я.

– Какой еще Глориевич? – Голос Мисс Бесконечности мгновенно переменился: из елейного – в обыкновенный, повседневный – властный и командный (43 года работы с умственно отсталыми детьми до сих пор давали о себе знать).

– Твой секретарь с женой! Какие бестактные, наглые, беспардонные! Нет, это ж надо – я обязана снова выйти замуж за Власа! За этого параноидального ревнивца! Который со дня развода мне ни разу не позвонил! Что они себе позволяют?! Все им, видите ли, знать надо! – возмущалась я.

– Не тот глуп, кто не знает, а тот, кто не хочет знать! – метнула бабушка выученным за ночь афоризмом.

– Я с тобой серьезно разговариваю! – угрожающе проговорила я.

– Ты слишком серьезна, а умное лицо – это еще не признак ума. Все глупости в мире делаются именно с этим выражением лица, – резала Мисс Бесконечность.

– Прекрати выражаться чужими фразами! – вспылила я. – Я спрашиваю, почему они лезут не в свое дело?! Почему этот твой Амур Александрович...

– Точно, Амур Александрович! – обрадовалась она, услышав правильное имя-отчество своего секретаря.

– Почему он указывает, с кем я должна соединить свою судьбу? Почему он лезет в мою личную жизнь? Да еще напоминает об этом гнусном Власе, который так и зажал свадебное путешествие в Венецию! А я так мир хотела посмотреть!..

– Хочешь посмотреть мир – обними глобус! – сказала бабушка.

– Прекрати! – огрызнулась я. – И запомни, я с ними больше общаться не намерена! Нечего их ко мне подсылать! Тоже мне, придумали способ влезать в чужую жизнь, прикрываясь заботой о репутации самого уважаемого члена партии! – все больше расходилась я.

– Водка белая, но красит нос и чернит репутацию! – выдала коренная москвичка, чем окончательно вывела меня из себя:

– Ты как попугай повторяешь заученные выражения! Я не хочу больше разговаривать!

– Подожди, подожди, Манечка. – Голос снова стал сахарным.

– Ну что?

– Ты должна приехать послезавтра ко мне, – заговорила она требовательным тоном. – То есть не ко мне, а к Зинаиде Петрыжкиной на выборы своей бабушки в лидеры партии. Тригубова скинут, а меня на его место поставят! Да девок всех своих захвати! И эту кликушу-то, как ее... Ну сестру-то свою! Адку!

– Не знаю, не знаю. Как получится, – деловито проговорила я.

– Что значит, как получится?! – возмутилась Мисс Бесконечность. – Твою бабушку в лидеры принимают, а тебе и дела никакого нет?! – Она говорила так, будто вступала в пионеры.

– Ничего обещать не могу.

– А давно эти... Амуры от тебя уехали? – поспешила сменить тему старушка. Я с ужасом посмотрела в окно – темнота беспросветная, потом на часы – полседьмого вечера! Кошмар! Я совершенно потеряла счет времени и теперь катастрофически опаздываю на встречу с содружеством!

– Давно. Все. Я опаздываю!

– Придешь на выборы, Манечка? А? Приходи! – жалостливо ныла старушка на том конце провода.

– Потом, все потом, я опаздываю!

– Нет, сейчас! – настаивала она и вдруг запела голосисто так, ни с того ни с сего:

Мальчики да девочки

Свечечки да вербочки

Понесли домой.

Огонечки теплятся...

– Пока!

– Нет! Обещай! Что я, зря пела, что ли?! – буркнула она и снова спросила: – Придешь с девьками?

– Приду! – взревела я и, бросив трубку, принялась собираться со скоростью света отмечать старый Новый год с подругами.

* * *

В кафе «У дядюшки Ануфрия» царил полумрак, и почти все столики были заняты; молодые официанты в длинных оранжевых фартуках (видимо, студенты на подработке) носились с подносами по залу, перелетая от одного клиента к другому, яко пчелы с цветка на цветок. Я стояла у дверей в полной растерянности и глазами искала подруг.

– Вон свободный столик, около стенки, вон еще один, у двери, – подскочил ко мне подрабатывающий студент.

– Мне не нужен свободный столик, меня тут подруги должны ждать, – рассеянно проговорила я и подумала: «Что, если все они опоздали, а я, как дурочка, сорвалась и прискакала сюда, даже не переодевшись и не причесавшись. Как нацепила на себя что попало с утра, в парикмахерскую, в том и пришла! А их нет! Опять буду среди них как чучело гороховое сидеть! Хорошо, успела с елки мишуру стянуть – на шею повешу». И тут за квадратным столбом я увидела до боли знакомую апельсиновую челку «йоркширской терьерши».

– Вот вы куда забрались! А я уж подумала, что первая пришла! – подлетев к членам содружества, воскликнула я, напрочь забыв о своей внешности.

– Да-а! Ты придешь первая! Как бы не так! – усмехнулась Пулька – она, как всегда, выглядела потрясающе: безукоризненный макияж, золотистые волосы ниспадали на дорогую, изумрудного цвета шелковую блузку, которую мы купили в одном из центральных московских магазинов. Помню, Пульхерия, как увидела ее, прошептала завороженно:

– Именно этого-то мне не хватало!

– Пуль, а почему тут нигде цены не указаны? – удивлялась я.

– Потому что если хочешь какую-то вещь, неважно, сколько она стоит, – рассудительным тоном выдала она тогда совершенно безрассудную реплику.

– Ну да, неважно! А если у тебя нет таких денег?

– Тогда тебе в этом магазине и делать нечего.

– Ты спроси, спроси, сколько она стоит, – подбивала я.

– Ничего я не буду спрашивать! Сейчас померяю и куплю. – Нечего сказать – блузка сидела на ней великолепно, будто для нее была создана. – Беру! – сказала Пулька и решительно направилась к кассе.

Я была права – эта тряпка стоила один мой гонорар – то есть два месяца упорного труда как минимум (учитывая доплату за дополнительный тираж).

– Маш, мне пяти тысяч не хватает, – смущенно пролепетала она мне на ухо, – у тебя нет?

Я ей тогда добавила пять тысяч, но сделала для себя немаловажный вывод – пожалуй, никому из нашего содружества нечего делать в этом магазине.

...Господи! Я вообще забыла накраситься! Икки, как обычно, одета скромно, но со вкусом, аккуратно причесана. Интересно, что у меня на голове? Я даже в зеркало забыла посмотреться! Адочка с Афродитой по обыкновению в вязаных нарядах одинакового цвета – две снегурочки. Апельсиновую челку «терьерши» стягивал голубой бант, туловище облегало, как мне показалось, очень тесное шерстяное платьице, отделанное кружевами (или собака за это время успела потолстеть?) и ботики на шнуровке. Сестрица была в перекошенном каком-то самодельном хитоне, вязаных брюках; на столе лежала неизменная сумка-сарделька того же небесного цвета, что и весь ансамбль.