Берег Скардара - Владимир Корн

Когда девушка обрабатывала ему рану, то посадила его на лавку, но даже в таком положении возвышалась над ним едва ли на голову. Она хлопотала вокруг него, приговаривая: «Букашечка мой», — а Прошка откровенно млел. И вид у него был такой, что он готов один выйти на этого зверя, лишь бы все это повторилось. Затем их идиллия закончилась, потому что Мириам потребовала, чтобы «букашечка» снял штаны — надо было осмотреть раны и там. Тут я тактично вышел.

Объясниться с Муимбусом мне удалось достаточно легко с помощью жестов и рисунков на земле. Он уже не выглядел таким весельчаком, каким был еще вчера, и совершенно не обращал внимания на то, что люди видят, как он рыдает, горюя о погибшей матери.

А я сидел и думал о том, что зря мы вбили себе в голову, что умнее этих дикарей. И пусть сидящий передо мной человек не знает, что Земля имеет форму шара, что существуют такие науки, как генетика или астрофизика, что есть на свете множество неподвластных его сознанию других вещей, зато все его знания сопряжены с навыками и умениями. А вот, например, моя голова забита массой ненужной информации, которая никогда мне не пригодится. Так кто же из нас ущербен?

И разве он не умеет любить или страдать, не умеет определить, что один человек трус, другой негодяй, а третьему можно доверить свою жизнь? Он не меньше нашего, а может быть, и больше, способен восхищаться красотой женщины, любоваться пламенеющим закатом и ощущать, как замирает сердце и на глаза наворачиваются слезы при взгляде на своего только что родившегося ребенка, которого он взял на руки…

Муимбус дал нам людей для сопровождения. Мы отправились на двух лодках — утлых суденышках с каркасом из жердей, обтянутых чьей-то толстой кожей и называемых бароси. Прошка, усевшись в одну из лодок, боялся даже пошевелиться, потому что от края борта до воды расстояние было совсем невелико, всего несколько сантиметров. Но мы в полной мере оценили малый вес суденышек, когда пришлось тащить бароси на волоках. К вечеру четвертого дня пути, оставив лодки на берегу большого озера (к слову, на то, чтобы перебраться через него, у нас ушел чуть ли не весь световой день), мы поднялись вслед за нашими проводниками на высокий холм.

Мы увидели бухту с возвышавшейся посреди входа в нее одинокой скалой. На берегу бухты расположилось селение, я бы сказал, весьма немаленькое, больше похожее на городок. На одном из мысов был выстроен форт.

Особенно порадовало то, что у причала и на водной глади залива виднелось несколько кораблей, и среди них были даже двухмачтовые.

— Нгбочи аика, — указывая рукой на селение, произнес один из проводников, у которого на боку сейчас красовался мой тесак, похожий на мачете. Да, в благодарность за услуги и гостеприимство мы отдали туземцам многие из имеющихся у нас вещей, даже Прошкин багор, взамен которого, кстати, Проухв получил во временное пользование копье.

Помню, я даже хохотнул, представив следующую картину. «Я граф Артуа де Койн, — обращусь я к владельцу парусника, на котором буду рассчитывать добраться до Гостледера. — Да-да, тот самый де Койн, горячо любимый жених ее императорского величества Янианны I. И только нелепое стечение обстоятельств вынуждает меня расстаться со многими дорогими моему сердцу вещами, которые я хочу предложить вам в уплату за проезд, такими как: котел, мешки, сшитые из парусины, иглы для штопки паруса. Прошкин багор и даже пинетки, изготовленные из голенищ его ботфорт…»

Пытаясь отогнать от себя ненужные мысли, я поинтересовался:

— Нгбочи… чего?

— Большая деревня, ваша светлость, — сказала Мириам.

Я с нескрываемым любопытством посмотрел на нее. Она что, знала их язык и молчала? Небось у Проухва таким вещам научилась.

Мириам смутилась под моим взглядом:

— Там, откуда я родом, тунлоси много. Тунлоси — это они сами себя так называют.

Теперь понятно. Видимо, и в тебе есть толика крови этого народа, вон ты какая смуглая. Только почему же ты молчала, девочка?

— Я бы сказала, если бы услышала, что они задумали что-нибудь плохое, — сказала она в ответ на мои мысли.

— А о чем они вообще говорили?

Тут Мириам окончательно смутилась и даже слегка покраснела.

Можешь ничего не говорить, и так все понятно. То-то ты частенько выглядела смущенной и в деревне тунлоси и по дороге сюда. И правда, о чем ей было рассказывать? О том, что мужчины обсуждали достоинства ее фигурки или вовсе предавались эротическим фантазиям, глядя на нее? Разве что пожаловаться: «Ваша светлость, они мечтают о том, чтобы…»

Да уж, Прошке совсем бы не понравилось услышать такое. А выдать аборигенам свое знание языка было бы не совсем умно.

Помню, когда я впервые попал за границу и шел по улице чужого города в компании таких же молодых парней из нашего экипажа, как и сам, мы в полный голос обсуждали идущих нам навстречу девушек. И…

Так, Артуа, не время сейчас предаваться воспоминаниям. Вот состаришься, времени свободного много будет, тогда и займешься мемуарами. Сейчас нам еще часика три пешочком идти до порта, а светило уже к закату движется.

Мы сердечно попрощались с нашими проводниками, а Мириам на прощание что-то пролепетала им на тунлосском языке, весьма смутив этим наших временных спутников. Я смотрел вслед этим людям и размышлял об их контактах с внешним миром. Нет, они не чураются чужаков, это очевидно. У них есть металлические изделия, одежда сделана из ткани. Вот только берут они самое необходимое, то, чего не могут произвести сами. Все остальное дает им природа. И они, наверное, счастливы.

В городок мы входили уже почти в полной темноте. Оно и к лучшему, вид у нас тот еще.

Таверну нашли сразу же, типичное для подобных заведений двухэтажное строение. На первом этаже зал, где есть что откушать и испить, а на втором комнаты для господ постояльцев. Вот туда мы и решили направиться, но для начала нужно было подбить бабки, в смысле, прикинуть, сколько у нас денег и на что нам рассчитывать. Но, как оказалось, подбивать было особо нечего. У Прошки денег нет совсем, и об этом позаботились еще на борту катласа, а у меня имелась одна-единственная золотая монета — многоугольник с квадратным отверстием посередине. Такие в ходу в герцогстве Эйсен-Гермсайдр, там, где несколько лет назад меня произвели в дворянство. С тех пор я и берег монету, быть может, как раз для такого вот случая.

Она хранилась в потайном кармашке пояса, который я схватил со стола капитана «Любимца судьбы» помимо пистолета и шпаги. На том столе лежал еще и мой перстень, подарок Янианны, а также немало принадлежащих мне монет из благородного металла. Но времени забрать свои «сокровища» у меня тогда попросту не было. Так что теперь нам оставалось лишь надеяться, что единственной монеты хватит на самые неотложные нужды, а уж потом как-нибудь разберемся.

— Ваша светлость, — окликнула меня Мириам.

— Что это? — спросил я, глядя на маленький узелок, лежавший на ее ладошке.

Мириам зубами развязала узел и протянула мне несколько тускло блеснувших серебром монеток.