Дьякон Кинг-Конг - Джеймс Макбрайд

Я же только что пришел.

– Куда угодно, дурень. Убегай!

– Я работу не брошу, Сосиска!

– Клеменс жив, – сказал Сосиска.

– Кто? – переспросил Пиджак.

– Димс! Он жив.

– Кто?

Сосиска, моргая, отступил.

– Да что с тобой, Пиджачок?

Тот устало сел на ящик, покачал головой.

– Сам не знаю, Сосиска. Я тут все беседовал с Хетти о своей проповеди на День друзей и семьи. Она снова разоряется про сыр и деньги Рождественского клуба. Потом еще приплела мою мамочку. Сказала, моя мамочка не…

– Брось свое мумбо-юмбо, Пиджачок. Ты в беде!

– Из-за Хетти? Чем я теперь-то провинился?

– Хетти уже два года как мертва, дурень!

Пиджак надулся и тихо ответил:

– Не надо так про мою дорогую Хетти, Сосиска. Она тебе ничего дурного не сделала.

– Она была не такая уж дорогая на прошлой неделе, когда ты волком выл про деньги Рождественского клуба. Забудь ты о ней хоть на минуту, Пиджачок. Димс живой!

– Кто?

– Димс, дурень. Внук Луи. Помнишь Луи Клеменса?

– Луи Клеменс? – Пиджак с искренним удивлением склонил голову набок. – Луи как раз мертв, Сосиска. В этом мае будет пять лет. Мертв дольше моей Хетти.

– Да я не про него. Я про его внука Димса.

Пиджак посветлел лицом.

– Димс Клеменс! Величайший бейсболист в истории нашего района, Сосиска. Станет следующим Пулей Роганом. Однажды я видел, как играет Роган, еще в сорок втором. В Питтсбурге, сразу перед тем, как переехать сюда. Чертовский игрок. Повздорил с судьей, и его вытурили с поля. Судил Боб Мортли. Мортли был что-то с чем-то. Величайший негритянский судья. Сам носился почище бейсболистов, этот Мортли.

Сосиска сперва уставился на него, а потом тихо спросил:

– Что с тобой, Пиджачок?

– Да ничего. Хетти просто совсем заела. Приходит ко мне такая, мол: «Я знаю, что твоя мамочка…»

– Слушай сюда. Ты выстрелил в Димса, а он жив и придет со своей шпаной по твою душу. Так что тебе пора тикать…

Но Пиджак все еще говорил и ничего не слышал.

– «…тебя унижала». Не унижала меня мамочка. То была не мамочка, Хетти, – сказал он в пустоту. – То была мачеха.

Сосиска тихо присвистнул и сел на ящик напротив Пиджака. Поискал глазами мистера Иткина в магазине, который все еще занимался покупателями, потом взял банку рутбира с джином и сделал большой глоток.

– Может, меня к тебе пустят, – сказал он.

– Куда?

– Когда тебя посадят в тюрьму. Если ты до этого доживешь.

– Хватит меня доставать ерундой.

Сосиска недолго посидел в задумчивости, попивая джин, потом попробовал зайти еще разок.

– Ты же знаешь Димса, да? Внука Луи?

– А то, – сказал Пиджак. – Учил его бейсболу. Учил в воскресной школе. У парнишки талант.

– Он словил пулю. Чуть не насмерть.

Пиджак наморщил лоб.

– Боже всемогущий! – сказал он. – Жуть какая.

– Причем словил из-за тебя. Как Бог свят. Это ты в него стрелял.

Пиджак сперва фыркнул, думая, что это шутка. Но серьезное лицо Сосиски не дрогнуло, и улыбка Пиджака поблекла.

– Ты же меня дуришь, правда?

– Куда там. Ты к нему подкатил и достал свою старую гаубицу. Которую тебе из армии притащил двоюродный брат.

Пиджак обернулся, залез в карман пиджака на полке за спиной и вынул кольт.

– А я-то думал, зачем достал эту штуковину… – Постучал пистолетом по руке. – Видишь, из него не стреляли со времен покупки. Всего одна пуля и есть, и та для красоты. – Тут он заметил пустую гильзу и с бледным видом уставился на пистолет.

Сосиска отвел ствол к полу, поглядывая на дверь.

– Убери ты эту хреновину! – прошипел он низким голосом. – Уже достаточно наделал с ней бед!

Впервые слова, просочившись через хмельной ступор Пиджака, возымели эффект. Он заморгал в замешательстве, потом рассмеялся и фыркнул.

– Я мало что помню из последних дней, Сосиска. После того как мы с тобой вчера накидались «Конгом», я пошел домой, видел во сне Хетти, и мы, как обычно, поругались. Потом я проснулся и почуял, что мне нужен, что называется, завтрак чемпионов, и опохмелился «Конгом». Потом я сходил к Димсу спросить насчет бейсбольного матча с Вотч-Хаусес. Нам без Димса победы не светит, сам знаешь. У паренька талант! Уже в тринадцать бросал на скорости в сто двадцать пять километров в час. – Он улыбнулся. – Я всегда его любил.

– Ну, как-то странно ты это проявил. Вышел во двор и взял его на мушку. Прямо на глазах у его банды.

Пиджак был ошеломлен. Его лоб недоверчиво наморщился.

– Но я эту штуку из дома-то почти не выношу, Сосиска. Даже не знаю, как… – Он облизал губы. – Напился, видать. Я же его не больно?

– Он живой. Говорят, только ухо отстрелено.

– Что-то совсем на меня не похоже. Нехорошо это, отстреливать человеку ухо. Человеку их дадено всего два.

Сосиска ничего не мог с собой поделать. Еле подавил смешок.

– Ты заходил сегодня к себе?

– Да не. Пошел на работу сразу после того, как… – Пиджак помолчал, на его лице прорезались воспоминание и тревога. – Вот теперь, если подумать, и правда припоминаю какого-то пацана с окровавленной головой, который чем-то подавился. Это я припоминаю. Так что я провернул ту штуку, какую со мной как-то раз проделал врач еще на родине. Он не мог дышать, бедняга. Но я ему прочистил горло. Кажись, помогал я как раз Димсу. Он сейчас в порядке?

– Так здоров, что повесит тебе золотую звезду на грудь, перед тем как изрешетить.

– Не может этого быть!

– Но было!

– Не помню! Не может быть, чтоб это я.

– Ты в него стрелял, Пиджачок. Понял ты или нет?

– Сосиска, я понимаю еще говорить о том, что мальчишку, который зарывает такой талантище, стоит пристрелить. Но – вот тебе крест – сколько помню, я в него не стрелял. А если и так, то только потому, что хотел, чтоб он вернулся в бейсбол. Как ухо заживет, он обо всем забудет. У меня самого только одно слышит. Подавать-то можно и с одним ухом. – Он недолго помолчал, потом прибавил: – А кто-нибудь видел?

– Да нет. Только все у флагштока.

– Ого, – тихо сказал Пиджак. – Это все равно что по ящику выступить. – Он хлебнул джина, и ему полегчало. Никак не получалось определить, сон это или нет.

Сосиска протянул ему пиджак.

– Уезжай прямо сейчас, пока можешь.

– Может, стоит позвонить в полицию и все им объяснить?

– Забудь. – Сосиска глянул на дверь. – У тебя еще остались родные в Южной Каролине?

– Не был там с тех пор, как помер папа.

– Сходи к Руфусу в Вотч-Хаусес. Заляг там на дно. Может, оно как-нибудь само все затихнет… но в лотерее я бы на это не ставил.

– Не пойду я ночевать