Самый безумный из маршрутов - Аспен Матис

Когда я перетаскивала свои вещи в новое место, я увидела нескольких человек в зале, но ни одной девушки. Мальчики – там и здесь. Как оказалось, почти все комнаты в этом здании были заняты молодыми парнями. Моим соседом оказался тощий отшельник, который измазал искусственной кровью окно своей комнаты, выходящее в зал. Я надеялась, что больше его не увижу.

Моя новая комната стала моей пещерой среди пещер странных незнакомых студентов: везде было темно и сыро, как в мотеле, скрывающемся в темноте. Белая краска отслаивалась от деревянной крышки унитаза, обнажая выцветшую голую древесину; оставшаяся краска, еще державшаяся на крышке, потрескалась. Она отслаивалась от деревянной поверхности, вздымалась и имела желчно-желтый цвет по краям трещин. Я почувствовала себя такой же грязной, как и это чертовски унылое место.

В спальной комнате лежал ковер с коротким серо-голубым ворсом грубого плетения, частично из искусственного материала, уплотненный у шлакобетонных стен резиновыми накладками черного как смоль цвета. Я лежала на спине на узкой кровати и часами глядела на голый потолок и побеленные шлакобетонные стены. Я размышляла, почему я здесь оказалась, почему я переехала в гостиницу колледжа Колорадо. Я чувствовала себя брошенной, наказанной за то, что я совершила. Меня обманули – это страшное место на самом деле было недалеко от моего прежнего общежития. Оно было за дорогой, за бензозаправочной станцией «Коноко», и всегда скрыто в тени. Здесь не было безопаснее. Я совсем не чувствовала себя безопаснее.

Больше всего я думала о матери. Я чувствовала, что она бросила меня.

В своей темной комнате я набрала номер горячей линии Национальной сети по случаям изнасилования, жестокости и инцеста. Раздались гудки, и сразу ответила женщина, не назвавшая своего имени. Горячая линия была анонимной; голос мог принадлежать любой женщине из любого места. Я тоже могла быть никем. Она не будет знать. Поэтому я рассказала ей о травке, моем мимолетном влечении к Джуниору, о его толстых розовых пальцах, о трахании в грудь – обо всем. Я призналась в том, что до изнасилования он мне нравился.

Когда я это говорила, сердце мое колотилось. Поведение мое, должно быть, было ужасным, так могла подумать она. Мама была права – я не умела себя правильно вести. Я сказала ему, что он может трахнуть меня в грудь; все, что было выше моих шортов, я позволила ему целовать. Как я могла хотеть этого? Как я могла довериться насильнику? Как-то смогла. Я воспринимала женщину на горячей линии как священника.

Она несколько часов оставалась на линии, пока я говорила. Она слушала и, пока я плакала, шептала: «Я здесь». Ее незримое присутствие ослабило сильную боль, сковавшую мой желудок. Она сказала мне, что я не виновата в изнасиловании, что я не должна стыдиться и что – это прозвучало очень просто – причина крылась не во мне. Виновными в изнасиловании могут быть только насильники. Виновными в изнасиловании могут быть только насильники. Виновными в изнасиловании могут быть только насильники. Это было правдой. Но мне это было неочевидно. А услышать это от кого-то еще, от профессионала, того, кто может это знать, помогло мне поверить в то, что скоро и я сама поверю в это.

Лопатки у меня на спине распрямились. Я чувствовала, что была ночь, и я заблудилась, но в конце концов нашла дорогу из леса. И что скоро будет рассвет. Он всегда наступает.

Я была невиновной, я была невиновной, я была невиновной.

Начался летний семестр. Я записалась на новые курсы. Это был новый семестр, новый год. Скоро мне исполнится 19 лет. Я постараюсь это отпраздновать. Меня начнут замечать.

На занятиях я занималась теми предметами, которыми хотела. К счастью, они были интересными. Все было не так ужасно. Я сильно старалась быть благодарной и чувствовать облегчение. Я была счастлива. Я вновь была в школе, свободная. Со мной было все в порядке. Все хорошо.

Мои проблемы были решаемыми, незначительными: изучать интересные предметы с умными людьми, сдавать экзамены. Каждое утро чистить зубы и повторять это по вечерам. Не забывать поесть. Спать, когда хочется. Я приходила в класс каждое утро, точно вовремя, готовая к обсуждению. Я читала учебники, смотрела нужные фильмы. Все было регламентировано и понятно, легко.

Я звонила маме и рассказывала ей, как хорошо я училась, как контролировала себя и со всем управлялась.

Она, казалось, проявляла радость, но из-за ее расспросов я выходила из себя. Она объясняла, как мне следует распределять время, чтобы вовремя завершить работу.

Стало теплее, и блестящие от мороза стены оттаивали и становились темными от старой зимней грязи. Я старалась быть радостной. Только я чувствовала себя утомленной и замерзшей.

Весна заблестела буйством кинематографических красок, и я послушно изучала теорию кино, но потом возненавидела эти занятия. Фильмы и критические статьи не захватывали мое воображение. Больнично-белые стены моей спальни угнетали меня. Я могла просматривать фильмы в своей комнате на ноутбуке, но я не могла спрятаться за ними. Мне были нужны другие истории. Мне нужны были истории о побеге.

Я раскрыла перочинный нож. Отец отдал его мне, когда мне исполнилось десять лет. Тогда я была девочкой-скаутом. Лезвие было грязным, липким от серой грязи, хотя я им почти не пользовалась. Я опустилась на колени; стены комнаты сразу стали чисто-белыми и тусклыми. Я открыла ножом коробку с книгами, которые привезла из дома, подписанную «Книги Дебби – личные». Коробка была заполнена приключенческими книгами, которые моя мама мне когда-то читала. И тогда я увидела потертую коричневую обложку книги, засунутой в самый дальний уголок коробки. Это были «Путешествия по Аляске».

У меня перехватило дыхание, когда в темной комнате своей спальни я извлекла ее из той далекой жизни, которую я представляла себе, обнаружив эту книгу, и из той свободы, которую я почувствовала на тропе Мьюра всего лишь несколько месяцев тому назад. Я выглянула в окно и увидела бензозаправочную станцию «Коноко», закрывавшую вид на деревья. Вокруг меня не было признаков природы. Я приехала в этот колледж в надежде быть ближе к природе, рядом с моими любимыми местами для кемпинга, рядом с моими самыми счастливыми воспоминаниями, но ничего этого здесь не было.

Я снова раскрыла «Путешествия по Аляске».

Мне было хорошо, я с нетерпением вновь взяла эту книгу в руки и перечитывала ее всю ночь при свете прикроватного светильника. Мьюр писал: «Идите в лес, ибо там – отдохновение. Нигде нельзя так отдохнуть, как в густом зеленом лесу. Засыпайте, позабыв обо всем плохом».

Рассвело. В тот день я почувствовала себя лучше и в полной безопасности, у меня появилась надежда. Я вспомнила наши семейные походы через осиновые леса вдоль высоких скал, спуски к озерам в долине. Тропы были венами, горный пейзаж – телом, невероятно красивым и юным. Наша семья гармонично вписывалась в лес. Я хотела вернуться туда. К моему дикому племени.