Осторожно, Питбуль-Терье! - Эндре Люнд Эриксен

По-хорошему, ждать Рождество, радоваться ему — только растрачивать себя понапрасну.

— Джим?!

Мама стоит внизу рядом с кроватью.

— Я приняла решение.

Голос бодрый.

— Завтра я иду на прогулку. И заодно куплю и елку, и подарки.

Я поднимаю голову и смотрю на маму. Похоже, она это всерьез.

— Мама, но у тебя же страхи! — говорю я.

— Ну и что теперь, — отвечает мама. — Нам же нужна настоящая елка.

Мама стоит перед зеркалом. Она надела на лицо широкую улыбку. И глаза мягко блестят.

— Фру Армстронг готова? — спрашиваю я голосом астронавта и подаю маме ее огромную космическую шубу. Она кивает, и я помогаю маме облачиться в этот скафандр.

— Остается лишь несколько секунд до того, как нога фру Армстронг, первой из мам, ступит на поверхность Луны!

Мама хихикает. Уже год и один день она не была в таком прекрасном настроении.

Я достаю варежки и натягиваю ей на руки.

— Так, лунные рукавицы надеты. Осталась одна жизненно важная деталь — лунный шлем.

Я натягиваю шапку на самые уши.

— На Луне холодно, вы поосторожнее.

Я подхожу к двери и открываю цепочку. По маминому лицу пробегает дрожь. Она сглатывает.

— До высадки пять секунд…

Я кладу руку на запор. Мама следит за каждым моим движением. Я начинаю обратный отсчет:

— …пять, четыре…

Мама подходит на шаг ближе.

— …три, два…

Я берусь за ручку. Мама подходит к самой двери.

— …один, ноль!

Я распахиваю дверь, неприятный порыв ветра ударяет в лицо.

Мама выглядывает за дверь. Озирается по сторонам. Осторожно поднимает правую ногу и переставляет ее за порог. Еще минута — и вторая нога становится рядом.

— Для человечества этот шаг невелик. Но для мамы он огромен, — говорю я.

Мама хихикает.

— Ну что, ты идешь?

Мы с мамой придумали все очень хитро. Для выхода мы выбрали время, когда света много, а народу на улице мало. Нам встречаются только мамаши с малышами. А их не боится даже моя мама.

Продавец елок стоит на своем месте перед входом в торговый центр. Я тычу пальцем в его сторону, но мама идет прямиком к дверям.

— Сначала купим подарок, а елку потом, — говорит она.

За дверями мается Юлениссе, лицо все в поту и ворсинках из бороды. Мама обходит его стороной.

— Счастливого Рождества! — улыбается гном.

— Ну, ну… — говорит мама.

Заигрывать с мамой толку нет.

Мы несколько раз обсудили наш план во всех деталях. Сначала мы вместе зайдем в магазин игрушек, и я покажу маме, чего бы мне хотелось в подарок. Потом я пойду прогуляюсь, а мама тем временем купит подарок. Ничего нового я придумать не сумел, так что и в этом году дело кончится плеймобилями. Но у меня возникла теория; если у меня окажется очень-очень много плеймобилей, возможно, я обыграюсь ими и больше даже смотреть в их сторону не захочу. Это было бы лучше всего.

Мы быстрым шагом идем в игрушечный магазин. Мама ведет себя немного суетливо, но в целом никто, мне кажется, не должен заметить, что ее мучают страхи. К тому же все матери под Рождество имеют слегка полоумный вид.

Уже почти у самого игрушечного магазина мы проходим одежду. На плечиках висит красивое красное платье, и мама останавливается перед ним.

— Обожди-ка, — бормочет мама и подходит к платью.

Я начинаю нервничать. Мы пришли сюда не за одеждой.

А мама совершенно потеряла голову из-за этого платья. Она гладит его и смотрит так мечтательно… Честно говоря, мне это кажется перебором. Платье оно и есть платье.

Но продавщица уже заметила нас и, цок-цок, спешит к нам со своей нарисованной помадной улыбкой.

— Хотите примерить?

Мама вздрагивает.

— Я просто смотрю! — чуть не рыдая, отвечает мама.

Продавщица отшатывается.

Неприятное предчувствие стягивает хребет. И точно: я различаю приближающийся гул. Крики, вопли, громкий смех. Должно быть, большая ватага молодежи. Шум и гомон. Еще минута, и они покажутся из-за угла. Я смотрю на маму. Она тоже услышала их. Нахохлилась, точно желторотый птенец. И начала пятиться к стеклянной двери. Я кидаюсь ей на выручку. Она хватает меня за руку и сжимает ее так отчаянно, что даже больно. Ее бьет дрожь.

Из-за угла выплескивается шумная молодежная тусовка. Это целый класс. Одеты в фирму, прически модные, идут по коридорам торгового центра, как хозяева. Когда их такая толпа, не угадаешь, что им взбредет в голову. Мама зажмуривается и прижимается ко мне.

Кто-то из этой толпы останавливается поглазеть на нас, кто-то смеется. Хохот звучит, как звон цепи. Наверняка они не встречали прежде мам со страхами.

Гвалт медленно протекает мимо. Смех и болтовня исчезают вдали.

Мама тискает мою руку, вздрагивая всем своим тощим телом.

— Она больна? — спрашивает продавщица.

— Нет!

Я беру маму под руку, чтобы вести дальше, но она не трогается с места. Стоит как вкопанная. Только зажмуривает глаза с такой силой, что веки кажутся смятыми. Сама она одеревенела.

— Тебе надо пойти, — говорю я. — Пора домой!

Лицо у мамы белее бумаги.

И тут я вижу Курта с этими. Они идут прямо на нас: Курт в обнимку с Ханне, Рогер и Кари.

Моя жизнь принимает очень плохой оборот. Все хорошее в ней, того гляди, закончится. Если Курт заметит меня, моя песенка, считай, спета. Он сразу поймет все про маму. Тем более, ходить с мамочками под ручку у нас тоже немодно.

Пытаюсь вырвать руку у мамы, но она держит ее мертвой хваткой. Оглядываюсь, где бы спрятаться, но поздно. Они уже в нескольких метрах от нас.

Первым нас замечает Рогер. На его лице появляется гаденькая улыбочка. И он толкает Курта в плечо. Тот упирается в нас взглядом. Плотоядно улыбается, в восторге от такого подарка судьбы. Я отвожу глаза. Лучше уж сделать вид, что я его не заметил.

Курт хохочет, девчонки хихикают. Они, видимо, остановились. Стоят и глазеют на нас. Чтобы сполна насладиться зрелищем. Джим держал ее за ручку, ой, не могу! Вот теперь будет о чем потрепаться на следующей вечеринке. Маменькин сыночек Джимми. Ты мамашу разглядел? С полным приветом!