Забытый язык - Эрих Фромм

Невроз, которым страдала пациентка, и был реакцией на враждебность. Подсознательно она воспринимала прикосновение к какому-либо предмету как попытку его уничтожить, и ей нужно было вымыть руки, чтобы очиститься, освободиться от разрушительного действия. Как будто руки у нее были в крови и ей нужно было снова и снова смывать эту кровь. Потребность мыть руки была реакцией на феномен враждебности, попыткой избавиться от совершенного преступления; она осознавала лишь свою навязчивую потребность, но не понимала ее причин. Таким образом, как только удалось проникнуть в область бессознательного, где и были корни поведения женщины, выявился смысл симптома, казавшегося бессмысленным действием. Мытье рук было средством справиться, хоть и подсознательно, со своим гневом и с помощью этого ритуала избавиться от чувства вины. Научившись понимать процессы, происходящие в подсознании, Фрейд пришел к открытию, которое проливает свет на поведение человека в повседневной жизни. Это позволило ему объяснить такие феномены, как внезапное исчезновение чего-то из памяти, оговорки, которые озадачивали многих исследователей и которым не находилось объяснения. Нам всем знакомо такое явление, когда мы не можем вспомнить какое-то имя, которое мы хорошо знаем. Конечно, этому может быть немало причин, но, как обнаружил Фрейд, часто это можно объяснить тем, что нечто в нас не хочет думать об этом имени, поскольку оно ассоциируется со страхом, злобой или другим подобным чувством. И желание избавиться от этой болезненной ассоциации приводит к тому, что имя выпадает из памяти. Как сказал однажды Ницше: «Память мне подсказывает, что я сделал это, гордость говорит, что я не мог этого сделать. И память уступает».

Мотивом таких нечаянных недоразумений не обязательно служит чувство страха или вины. Если человек, встречаясь с кем-то, вместо «здравствуйте» нечаянно произносит «до свидания», тем самым он дает выход своему настоящему чувству: он хотел бы тут же уйти или совсем не хотел бы встречаться с этим человеком. Соблюдая условности, он не может открыто выразить свои чувства; тем не менее его неприязнь проявляется, так сказать, за его спиной: на языке оказываются именно те слова, которые выражают его истинные чувства, хотя сознательно он собирался показать, что рад встрече.

Сновидения являются еще одной стороной поведения, которое Фрейд считает выражением бессознательных желаний. Он полагает, что в сновидениях, так же как и в неврозах и оговорках, находят выражение бессознательные желания, от осознания которых нас удерживает внутренний контроль, когда мы находимся в состоянии бодрствования. Эти подавленные мысли и чувства оживают и проступают во время сна, и мы называем их сновидениями.

Из этой общей концепции сновидений вытекает ряд более конкретных допущений.

Наша жизнь во сне мотивируется бессознательными желаниями. Во сне оживают побуждения, существование которых мы не хотим или не осмеливаемся признавать, когда бодрствуем. Во сне находят выход иррациональная ненависть, честолюбие, ревность, зависть и в особенности кровосмесительные или извращенные сексуальные желания, которые мы стараемся исключить из сознания. Фрейд считает, что такие бессознательные желания есть у всех; мы подавляем их, подчиняясь требованиям общества, но не можем полностью от них избавиться. Во время сна контроль сознания ослабевает, и эти желания выходят наружу и становятся явными в сновидениях.

Фрейд идет еще дальше. Он связывает теорию сновидений с функцией сна. Сон есть физиологическая потребность, и организм старается как можно лучше его оберегать. Если бы мы испытывали во сне сильные бессознательные желания, они бы беспокоили нас, и мы в конце концов проснулись бы. Эти желания, очевидно, мешают осуществлению биологической потребности оставаться спящим. Что же мы тогда делаем, чтобы сохранить сон? Мы воображаем, что желания исполнились, и испытываем чувство удовлетворения, а не фрустрации, которая бы нас беспокоила.

Фрейд приходит к мысли, что суть сновидений заключается в воображаемом исполнении бессознательных желаний; функция сновидений, таким образом, состоит в том, чтобы сохранить сон. Это объяснение легче понять в тех ситуациях, когда желание не является бессознательным, а содержание сновидений не искажается в отличие от «обычного» сновидения, как его называл Фрейд. Допустим, человек съел перед сном очень соленое блюдо, и всю ночь ему сильно хочется пить. Ему может сниться, что он ищет, где бы попить, находит колодец и пьет в изобилии прохладную и приятную воду. Вместо того чтобы проснуться и утолить свою жажду, он удовлетворяется иллюзией того, что пьет, и это позволяет ему спать, не просыпаясь. Нам всем знакомо такое воображаемое удовлетворение, когда мы просыпаемся от звонка будильника и в этот же момент нам снится, что это звонит колокол в церкви, и мы думаем, что сегодня воскресенье и не надо вставать так рано. Здесь также сновидение выполняет функцию охраны сна. Фрейд предполагает, что такое простое исполнение желаний, которые по сути не являются бессознательными, редко бывает у взрослых, чаще – у детей, и что в основном суть сновидений состоит в исполнении не таких рациональных желаний, а иррациональных, подавляемых в состоянии бодрствования.

Второе допущение Фрейда о природе сновидений состоит в том, что корни бессознательных желаний, исполняющихся в сновидении, заложены в детстве, что когда-то, когда мы были детьми, эти желания были явными, а потом продолжали жить подспудно и теперь проявляются в сновидениях. В основе этих представлений лежит допущение Фрейда об иррациональности детства вообще. Фрейд считал, что для ребенка характерно множество асоциальных побуждений. Так как его физических сил и знаний недостаточно, чтобы поступать в соответствии с этими побуждениями, он не может причинить вреда, и нет необходимости защищаться от его злых намерений. Но если рассматривать суть этих побуждений, а не их практический результат, то ребенок предстает асоциальным и аморальным существом. В первую очередь это касается его сексуальных побуждений. По Фрейду, все эти сексуальные побуждения, которые, встречаясь у взрослого, рассматриваются как извращения, являются составной частью нормального сексуального развития ребенка. У младенца сексуальная энергия (либидо) сосредоточена в области рта, потом она связывается с дефекацией и, наконец, сосредоточивается вокруг половых органов. У маленького ребенка наблюдаются активные проявления садистских и мазохических наклонностей. Это маленький эксгибиционист и любитель подглядывать. Он не способен любить кого-либо; это нарциссическая личность, он любит исключительно одного себя. Он крайне ревнив и испытывает деструктивные побуждения по отношению к своим соперникам. В сексуальных переживаниях маленького мальчика и маленькой девочки преобладают инцестуальные устремления. Они испытывают сильную сексуальную привязанность к родителю противоположного пола и ревность и ненависть к родителю того же пола. Только страх быть наказанным своим соперником заставляет ребенка подавлять свои кровосмесительные желания. Примеряя к себе приказы и запреты отца, маленький мальчик преодолевает ненависть к нему, и ей на смену приходит желание во всем походить на отца. Формирование совести – результат проявления Эдипова комплекса.

Представления Фрейда о ребенке примечательным образом сходны с представлениями св. Августина. Одно из главных доказательств заложенной в человеке греховности Августин видел в порочности маленького ребенка. Он рассуждал так: человек, должно быть, изначально порочен, поскольку ребенок порочен еще до того, как у него появляется возможность обучиться дурному от окружающих и испортиться под влиянием дурных примеров. Фрейд, как и Августин, не обращает внимания на другие качества ребенка, которые могли бы по крайней мере уравновесить картину: детскую непосредственность, отзывчивость, умение безошибочно понимать людей, способность распознавать отношение людей независимо от того, что они говорят, неутомимое стремление познать мир; короче говоря, все то, за что мы восхищаемся детьми и любим их и благодаря чему сложилось представление о том, что детские качества во взрослых – ценнейшее богатство. Фрейд сосредоточивался главным образом на проявлениях порочности в ребенке по многим причинам. Одна из них состоит в том, что в викторианскую эпоху появилась идея или иллюзия о «невинности» младенца. Предполагалось, что у ребенка не возникает сексуальных желаний или других «дурных»» побуждений. Когда Фрейд выступил против этого общепринятого представления, его обвинили в попытке опорочить невинность ребенка и в нападках на одну из высших ценностей, почитавшихся в семье викторианской эпохи. Понятно, что в этой борьбе Фрейд впал в другую крайность и описывал ребенка односторонне, выявляя лишь его порочность.