Завоевание счастья - Бертран Рассел

избавиться от скуки вполне естественно; действительно, все народы земного шара выказывают это стремление при первой же возможности. Когда дикари стараниями белых людей впервые попробовали спиртное, то наконец-то обрели спасение от извечной скуки, и, за исключением тех случаев, когда вмешивалось правительство, стали напиваться до полусмерти. Войны, погромы и преследования – все можно отнести к способам избавления от скуки; даже ссоры с соседями лучше в этом отношении, чем ничего. Посему скука представляется моралистам насущно важной проблемой, ибо как минимум половина грехов человечества выросла из страха перед нею.

При этом скука не считается безоговорочно порочной. Известны две ее разновидности, одна из которых плодотворна, а другая губительна. Плодотворная скука есть та, которая возникает в отсутствие стимулирующих веществ, а губительная возникает в отсутствие активной жизнедеятельности. Я вовсе не утверждаю, что упомянутые вещества вообще не приносят ни малейшей пользы. Например, бывают моменты, когда опиаты прописывает врач, и, думаю, такое случается чаще, чем предполагают сторонники запрета подобных лекарств. Но желание употреблять эти вещества представляет собой то, что, безусловно, нельзя оставлять на волю ничем не сдерживаемых природных побуждений. Та разновидность скуки, которой подвержен человек, привычный к веществам, кажется мне пороком, от которого спасет только время. Сказанное о стимулирующих веществах вполне применимо, с некоторыми оговорками, и к любому виду возбуждения. Жизнь, изобилующая возбуждением, видится чрезвычайно изнурительной; это жизнь, которой непрерывно требуются все более сильные стимулы, чтобы человек вновь испытал ощущения, сделавшиеся для него неотъемлемой частью удовольствия. Тот, кто привык к избытку возбуждения, похож на человека с нездоровой тягой к перцу: в итоге он перестает чувствовать даже то количество перца, которое заставит закашляться любого другого. Чрезмерное возбуждение не только дурно сказывается на здоровье, но и притупляет вкус к удовольствиям, заменяя глубокие органические радости жизни бледными копиями, подменяя мудрость показной рассудочностью, а красоту – волнительными сюрпризами. Но я не намерен доводить до крайности свои возражения против возбуждения. Определенная доза возбуждения, несомненно, полезна, но, как и почти со всем остальным на свете, дело здесь именно в количестве. Слишком малый объем способен вызвать болезненную тягу, а избыток чреват изнурением. Поэтому для счастливой жизни необходима толика стойкой скуки, и этому непременно следует учить молодых.

Все великие книги содержат скучные фрагменты, а всем великим биографиям свойственны неинтересные отрезки жизни. Вообразим современного американского издателя, получившего Ветхий Завет как свежую рукопись к публикации. Нетрудно предугадать его реакцию на ряд библейских книг, в частности, на генеалогию. «Мой дорогой сэр, – написал бы он автору, – вот этой главе недостает бодрости; с чего вы взяли, что читателя привлекут простые перечисления имен, да еще тех людей, о которых вы так мало рассказываете? Признаю, вы отменно начали свою историю, и на первых порах я был приятно поражен, но в целом у вас налицо чрезмерное желание поведать обо всем. Выделите основное, уберите велеречивость и длинноты и приносите свою рукопись снова, когда сократите ее до разумного объема». Именно так рассуждал бы современный издатель, сознавая, что нынешний читатель боится скуки. Он сказал бы то же самое о Коране, о «Капитале» Маркса и о прочих священных (в широком смысле) текстах, успевших стать бестселлерами. Причем все сказанное выше касается не только священных текстов. Все лучшие романы содержат скучные пассажи. Роман, который сверкает событиями с первой страницы до последней, наверняка не окажется великой книгой. Да и жизнь великих людей не была бесконечно захватывающей с рождения до смерти – лишь в какие-то моменты.

Сократ то и дело устраивал пирушки и, вне сомнения, наслаждался последней беседой, пока действовал яд, но большую часть жизни он провел в спокойствии рядом с Ксантиппой, днем совершал прогулки и, быть может, встречался по дороге с несколькими друзьями. Кант, как говорят, никогда не отдалялся далее десяти миль от Кенигсберга. Дарвин, совершив кругосветное путешествие, весь остаток жизни провел в собственном доме. Маркс, спровоцировав несколько революций, решил провести остаток дней в Британском музее[37]. В общем, великие люди жили преимущественно неприметной жизнью, и их радости и удовольствия вряд ли показались бы заслуживающими внимания со стороны. Никакое великое достижение невозможно без упорного труда, а тот увлекает и поглощает настолько, что у человека практически не остается сил на сколько-нибудь серьезные развлечения – разве что на те, которые позволяют восстановить жизненную энергию в отпуске (лучшим примером, пожалуй, тут будет скалолазание).

Способность жить более или менее монотонной жизнью следует приобретать и усваивать сызмальства. Современные родители сильно провинились в этом отношении: они предлагают своим детям много пассивных развлечений вроде спектаклей и вкусной еды и не осознают важности того обстоятельства, что ребенка нужно приучать к жизни, день за днем, когда рутину лишь изредка прерывают некие экстраординарные события. Радости детства должны быть прежде всего теми, которые сам ребенок извлекает из окружающей среды посредством неких усилий и собственной изобретательности. Удовольствия, которые захватывают, но в то же время не подразумевают физической нагрузки, скажем, театр, надлежит обеспечивать ребенку крайне редко. Возбуждение – это стимулирующий препарат, которого будет требоваться все больше, а физическая пассивность в пору возбужденности противоречит инстинкту и природе. Ребенок лучше всего развивается, когда, подобно юному растению, его не «выкапывают» из той почвы, куда изначально посадили. Избыток путешествий, избыток разнообразных впечатлений вредят молодым, и по мере взросления они утрачивают способность переносить плодотворную монотонность. Я не буду утверждать, что у монотонности есть свои достоинства; я лишь отмечаю, что определенные полезные качества не проявляются без некоторой степени однообразия. Возьмем, к примеру, вордсвортовскую поэму «Прелюдия». Любому читателю очевидно, что ценность мыслей и чувств Вордсворта сегодня непостижима для утонченной городской молодежи. Мальчик или молодой человек, ставящий перед собой какую-то серьезную, конструктивную цель, способен добровольно вынести изрядную долю скуки, если он будет понимать, что это необходимо. Но созидательные цели нечасто формируются в юношеском сознании, ведь юноша ведет жизнь, полную отвлечений, а потому его мысли всегда направлены на следующее удовольствие, а не на некое отдаленное полезное достижение. По всем этим причинам поколение, которое не в состоянии терпеть скуку, будет поколением маленьких людей, далеко оторвавшихся от природных процессов, людей, внутри которых постепенно вянет каждый жизненный импульс, подобно срезанным цветам в вазе.

Мне не нравятся мистические формулировки, но все же я не могу найти способа выразить то, что имею в виду, научным языком. Поэтому воспользуюсь языком поэтическим – пусть менее точным, но более выразительным. Что бы мы себе ни думали, люди – население планеты Земля; наша жизнь является частью жизни планеты, и мы получаем от нее пропитание, так