Поединок - Александр Борисович Царинский

Вы и раньше вели себя не так, как подобает советскому солдату, — назидательно гудел голос дяди Коли. — Скажите, Яковлев, сколько времени вы меня знаете?

— Ну, недавно.

— Во, недавно. Второй раз видите. А сколько уже рассказали?

— Ничего я вам служебного не рассказывал.

— Ничего? А вспомните.

Мысли понеслись у Яковлева галопом. Нет, ничегошеньки он этому человеку лишнего не говорил.

— Ну, что? Не вспоминается? — допрашивал дядя Коля. — Разве вспомнишь, когда под мухой крепко был. Да, Яковлев, слабоваты вы на язык оказались. Не зря капитан Мельников именно вас посоветовал проверить.

— Говорите. Душу не рвите! — выкрикнул с отчаяньем Федор.

Но дядя Коля не торопился. Все было продуманно тонко. Прикурил погасшую папиросу, выпустил носом виток дыма, изображая заправского следователя, строго сказал:

— Что ж, будем припоминать вместе. 30 октября под Ерашево был запеленгован вражеский радиопередатчик. Вы, капитан Мельников и рядовой Карамышев выехали на перехват. Лазутчики скрылись. Но оставили ценнейшие улики — следы. Вам известно, что сегодня эти улики — ноль без палочки? Да, да! И «газовская» резина на «Победу», и сапоги уничтожены. А кто вы думаете во всем повинен?.. Вы!

— Я?.. — в глазах Яковлева вспыхнул откровенный испуг.

— Да, вы, Яковлев, не умеющий держать язык за зубами. Ну-ка, вспомните, кому похвалялись о своих чекистских подвигах?

Яковлев стушевался. Совсем недавно на эту же тему он вел беседу с капитаном Мельниковым. Ушел из особого отдела вполне спокойно. Они с Карамышевым припомнили всех, кому рассказали о поездке под Ерашево. Но те, правда, тоже могли поделиться новостью с друзьями. «Эх, молодо-зелено!» — пожурил опростоволосившихся солдат капитан Мельников. Так что же этому человеку теперь надо?

— Ну, что припомнили? — нажимал дядя Коля.

— Кому следует, я все уже рассказал.

— Нет, не все! Вы хитрый парень. Рассказали Мельникову только о тех, кому доверяют. Почему, например, не доложили капитану, что выболтали о той поездке мне?

— Ва-ам? — зрачки у Федора расширились. Дядя Коля что-то говорил, но он его не слышал. Память работала лихорадочно. В тот вечер, когда они с Карамышевым вернулись с задания, о своей поездке они поделились только с ротным да некоторыми товарищами из взвода. А этому?..

— Ложь! Не возьмете на пушку! — крикнул Яковлев.

— Что?! — повысил голос дядя Коля. — Когда пьяница глотку заливает, он обо всем забывает. Помните, мы сидели в кафе за крайним столиком? Вы мне вначале все про свою Свету. А потом, как в трудколонию угодили, и как вас на 101-й километр от Москвы выселили. Я вам: тише, а вы свое. Армию хвалить стали. Перевоспитала, дескать. Про операцию ту давай рассказывать. «Не я буду, — били себя в грудь, — если гада в тех сапогах и «Победу» с «газовскими» колесами не разыщу!» Еле вас из кафе выволок. Вспомнили теперь?

Руки у Яковлева дрожали. Крепко он тогда нахлестался. Дядя Коля вправду вывел его из кафе и увез на такси к какой-то знакомой. Там Яковлев часа три поспал и в казарму вернулся вроде ничего. Но рассудка он даже пьяным никогда не терял. О матери, о Светке — помнит, что говорил, а вот о шпионах...

— Вспомнили? — наседал дядя Коля.

— Что вы хотите от меня? Ну, допустим.

— Как это допустим? На посту спите. Рассказываете посторонним секреты. А если я шпион?!

Яковлева так и приподняло с места.

— Что мне теперь будет?

— Лет пятнадцать огребешь. А, может, даже расстрел.

Лицо Яковлева, начавшее розоветь, вмиг покрылось воском.

— Но есть один выход, — дядя Коля потер друг о дружку большие жесткие ладони. — Можно искупить вину.

— И вы доверите? — в глазах солдата высеклась искра надежды.

— Думаю, да. Но...

— Я сделаю все, что прикажете!

Дядя Коля оценил этот жест по-своему: солдат в капкане.

— Ладно, Яковлев. Я раскрою карты. У вас теперь другого выхода нет. Поручение дадим не сложное, и на выпивку всегда будет.

«На выпивку?..» — Яковлев насторожился. Но дядя Коля не заметил перемены на лице солдата. Перейдя снова на «ты», самоуверенно сказал:

— Запомни, парень, если проболтаешься, висеть нам на одном суку. Рыльце твое в пуху. Самолет с Шевцовым на том свете-то.

Яковлев сглотнул слюну. Он не соображал, разыгрывают его или...

— От тебя требуется немногое, — царапал нутро голос дяди Коли. — К самолетикам пару раз нашего человека допустить. Пломбир у нас, сам видишь — высший класс. Словом, сотворишь одну-две услуги и все. А там демобилизация. Дадим твой пай, и валяй к своей Светке.

— Так вот кто ты, гад! — вскочил со стула Яковлев. И тут же услышал за ширмой шорох.

— Сядь! Сядь, приказываю! — дядя Коля стоял по ту сторону стола с занесенным над головой пломбиром. — Еще движение и...

Федор инстинктивно присел и вдруг резко опрокинул стол. Это произошло так внезапно, что дядя Коля наткнулся на свой стул и едва не упал. Секунды оказалось достаточно, чтобы солдат круто рванулся к выходу. Но на его пути уже стоял узколицый, сухонький человек с топором. Он, видимо, вынырнул из-за ширмы.

Лицо человека показалось Яковлеву знакомым. Он где-то видел этого типа. Но сейчас было не до воспоминаний.

— Стой! Одумайся! Мать не обрадуется, если тебя посадят, — гремел сзади голос. А спереди на Федора надвигался занесенный топор.

Яковлев на миг остановился. Сделал шаг назад, будто отступает, и тут же резко метнулся на узколицего, ударив того ногой в живот. Сухонький конвульсивно присел, топор брякнул на пол.

— Федя, постой! Я же пошутил! — теперь уже миролюбиво призывал дядя Коля. Но было поздно. Яковлев с ходу рванул запертую дверь и крючок вылетел с мясом.

Морщась и потирая ушибленное столом колено, дядя Коля торопливо поставил на ноги опрокинутый стол, пододвинул к нему стулья. Едкий дым плавал под потолком, на полу, в лужице пива, валялась треснутая кружка, разбитые рюмки, тарелки, недоеденная снедь. Сухонький, корчась от боли, стоял на полу на одном колене и стонал:

— Что теперь будет? Нам каюк.

— Хватит слюни распускать! — грубо обрезал дядя Коля. — Срочно свяжись с Креббом. Пусть следит за каждым шагом этого идиота. Ну и подсунул же нам надежного. Сегодня же его убрать!

В зал, запыхавшись, вбежала буфетчица.

— Что тут?..

— Перепил малость парень, — выдавил улыбку дядя Коля.

—