Золотое притяжение - Николай Леонов

— Нет. Все было как всегда.

— Опиши, пожалуйста, вчерашний день. С самого начала. Во сколько ты обычно приезжал за Дмитрием Петровичем?

— Я подъезжал к половине десятого утра, он выходил без двадцати или без четверти десять.

— В настроении Дмитрия Петровича не было ничего необычного?

— Нет, не было. По крайней мере, я не заметил. Отвез его в департамент и ждал до обеда. Обычно он обедает там же, на работе, но в этот день у него была назначена встреча, и мы поехали в «Арсенал». Это что-то вроде частного клуба. Закрытое заведение «для своих». Бильярд, ресторан. Дмитрий Петрович назначал там встречи, когда нужно было поговорить неофициально.

— С кем была назначена встреча в этот раз, ты, наверное, не в курсе?

— Разумеется, нет, — бросив удивленный взгляд на Гурова, ответил Максим.

— Хорошо. Что было дальше?

— Ничего особенного. После обеда он вернулся в департамент и в этот день больше никуда не ездил. Вечером я отвез его домой.

— Точное время не припомнишь?

— Около половины девятого. Приблизительно так он всегда и возвращался. Иногда попозже, иногда пораньше. Такое, чтобы до одиннадцати задерживался, бывало редко.

— А чтобы приезжал раньше девяти?

— Это еще реже. Из департамента мог уехать раньше, но тоже, как правило, по делам. Чтобы рано вернулся домой, такого как-то и не припомню даже. Разве что когда жена у него умерла. Тогда да. В тот день он уехал с обеда, а потом еще на неделю отпуск взял. Но это случай исключительный.

— Да, разумеется. А ты, значит, долго работал с Дмитрием Петровичем?

— Да, почти четыре года.

— Все говорят, что он был человеком очень замкнутым и сдержанным. Как, по-твоему, это соответствует действительности?

— По-моему, соответствует. Лишнего он никогда не говорил и к разным там душевным излияниям не был склонен. Что до меня, так лучшего и желать не надо. Зато и не хамил, и не орал никогда. А то некоторые знаете как… Изгаляются по всей своей воле. А этот нет. Нормальный был мужик.

— После смерти дочери он сильно изменился? — спросил Лев.

— Нет, не очень. Только еще молчаливее стал. И мрачнее. Угрюмость какая-то появилась, отчуждение. И, похоже… тут я, правда, утверждать не могу… Но мне показалось, что в последнее время он спиртным, как бы это сказать, слегка злоупотреблял. Не то чтобы прямо-таки пьяным на работу ходил, но иногда запашок ощущался довольно заметно. Временами даже по утрам. Раньше я ничего такого не замечал. Хотя, с другой стороны, оно и понятно. Считай, самых близких людей человек лишился. Тоже, наверное, непросто ему было все это в себе носить.

— Да, наверное. Может, это и подтолкнуло к самоубийству?

Максим ответил не сразу. Почти минуту он напряженно о чем-то думал, глядя прямо перед собой, потом проговорил:

— Насчет этого не знаю. Вчера все было как всегда, ничего необычного. И даже запахов никаких посторонних я не чувствовал. Отвез его домой, видел, как он вошел в подъезд. Настроение у него было обычное. Мрачное, но обычное. Ничего неординарного. Может, вечером что-то произошло. Не знаю. Странно это все как-то.

— То есть ты хочешь сказать, что по характеру такой человек, как Рябов, не был склонен к экстравагантным поступкам?

— На мой взгляд, нет. Но… Не знаю. Может, действительно что-то из ряда вон выходящее случилось.

— Если я правильно понял, он регулярно посещал могилу жены, а потом и дочери. На кладбище возил его ты?

— Да, в основном. У него, правда, была и своя машина, но он на ней почти не ездил. Говорил, что не любит этой нервотрепки. Мол, привык уже по дороге обдумывать разные вопросы насущные и за рулем, когда надо за всем следить и смотреть сразу во все стороны, чувствует себя некомфортно. Так что и на кладбище его возил обычно я. Чаще всего в обед. Иногда днем, если удавалось выкроить время.

— Но поздно вечером никогда?

— Нет. Что там делать ночью?

— А кроме кладбища, куда-то еще Рябов ездил по личным делам на этой машине?

— Практически нет. Иногда в рестораны да вот в «Арсенал». А так в основном все пункты назначения были официальными. То есть, конечно, за исключением разных «корпоративов». Но это уж, как говорится, святое. К тому же там, как правило, все те же «знакомые лица» и присутствовали, так что поездкой «по личным делам» это назвать трудно.

— Тебя послушать, так просто образ какого-то пионера вырисовывается, беззаветно преданного делу. С утра до ночи на работе, вредных привычек не имеет, в порочащих связях не замечен, — усмехнулся Гуров.

— Я говорю то, что сам знаю, — не поддержал его шутливый тон Максим. — В привычки его я не вникал, и о своих связях он мне не докладывал. Мое дело — доставить до места и проследить за безопасностью. Режим дня у него был именно такой, как я сказал. Из дома он уходил около десяти и возвращался после девяти. В течение дня бывал в разных местах и, кроме рабочих дней, имел и выходные. Но лично я в бордели его не возил ни разу, так что, если вы об этом, с такими вопросами не ко мне. По работе он мог отправиться куда угодно, но с кем именно встречался и какие вопросы обсуждал, я не знаю.

— Хорошо, Максим, я понял, — остановил Лев этот словесный поток. — По-видимому, мнение о предыдущем начальнике у тебя сложилось положительное.

— Да. Сложилось. Работать с ним было комфортно, и разных там идиотских выходок или претензий не по делу, о которых ребята рассказывают, я от него никогда не видел. А если вам нужен отрицательный отзыв…

— Да не нужен мне какой-то специальный отзыв, мне нужно разобраться. Вот ты говоришь, что вчера все было как обычно. А человек в итоге пулю себе в лоб пустил. Неувязочка, согласись?

— Да, это… это так. Непонятно, — нахмурившись проговорил Максим. — Но если и случилось что, то уже после работы, после того, как он домой вернулся. Потому что, когда я его привез, он был нормальный.

— Ты говорил, что вы ездили в «Арсенал», где Рябов обычно назначал «неформальные» встречи. Как, по-твоему, эта встреча не могла повлиять на его настроение? Когда он вернулся, ты не заметил чего-то необычного в его поведении? Как вообще выражалось его волнение? Я понял, что это был человек очень сдержанный, но ведь не деревянный же. Пускай до потолка не подпрыгивал от расстройства, но как-то, наверное, все-таки реагировал?

— У него лицо менялось, — немного подумав, сказал Максим. — Взгляд становился такой отсутствующий, как бы «потусторонний». Но это легко было перепутать. Он когда о чем-то задумывался или вопрос какой-то решал сложный, у него тоже был такой взгляд. Поэтому не всегда можно было определить, где он переживает, а где просто думает. Но из «Арсенала» он вернулся вполне в адеквате. Совершенно спокойный, я бы сказал, в хорошем настроении даже. Так что если было что-то отрицательное, то точно не там, скорее всего, после того, как он домой вернулся.