Невеста поневоле - Барбара Картленд

— О, Хью-го, я хотела сказать совсем не то. Что тебя разозлило? Почему ты такой обидчивый, когда заходит речь о деньгах? В тебе есть все, о чем мечтает каждая женщина.

— За исключением денег, — продолжил Хьюго, быстро одеваясь.

— Это не имеет значения, — возразила Анастасия. — Если ты не можешь обеспечить комфорт женщине, всегда найдется тот, кто сможет.

— Да, тот, кому она должна хранить верность, — добавил Хьюго, натягивая начищенные ботфорты на трикотажные панталоны, ставшие популярными благодаря Бо Бруммелю.

— Ба! Как ты консервативен! — Анастасия взбила подушки и легла на них так, что темные волосы каскадами падали ей на белоснежные плечи. — В постели не важно, есть ли у тебя золото в карманах.

— Твое наблюдение стало бы более точным, если бы ты добавила, чью постель имеешь в виду.

Анастасия рассмеялась:

— Хью-го, у тебя на все готов ответ. Ты говоришь с горечью, но я знаю, что в душе ты немного любишь меня.

— В душе у меня накопилось немало горьких слов для тебя, но бесполезно высказывать их тебе. Во-первых, ты не захочешь слушать, а во-вторых, ты мне не поверишь. Пока не увяла твоя красота, ты так и будешь играть чужими жизнями, и, черт возьми, тебе будет все сходить с рук. Я назвал тебя ведьмой, — тебе удивительно подходит это слово.

— Мне нравятся твои комплименты, — улыбнулась Анастасия. — Я вижу, что ты собрался. Иди поцелуй меня на прощание.

«Вот тогда-то я и сделал ошибку», — подумал Хьюго, несясь с головокружительной скоростью. Он наклонился, чтобы поцеловать Анастасию, ее руки обвились вокруг его шеи, а тело казалось жемчужиной в раковине из шелковых простыней и густых темных волос. Он не смог устоять и снова поддался соблазну.

— Господи! Какой я глупец! — выдохнул Хьюго, нахлестывая лошадей. Он понимал, что ему следует произвести впечатление надежного телохранителя будущей принцессы Мельденштейна, а его опоздание покажет его безответственным человеком, — Глупец! Глупец! — выстукивали колеса фаэтона, катясь по пыльным дорогам.

В ушах Хьюго звучал голос леди Джерси, который говорил то же самое:

— Мой дорогой мальчик, вы ведете себя как последний глупец. Рано или поздно Уилтшир все узнает. О вас уже говорит весь Лондон.

— Пусть выберут другую тему для разговоров, — угрюмо проговорил Хьюго.

— Какая новость может быть пикантнее, чем связь жены одного из богатейших пэров, бросившей вызов всему обществу своей красотой и пренебрежением к условностям, и самого красивого молодого человека в свете?

— И самого бедного, — добавил Хьюго.

— Мне жаль, что у вас нет денег, — продолжила леди Джерси, — но если бы они водились, то вы уже были бы женаты. Смею уверить: раз уж леди Уилтшир сделала вас несчастным в прошлом, то, выйдя за вас замуж, она сделала бы вас во сто крат несчастнее.

Долю секунды Хьюго готов был отрицать ее правоту, но затем честность заставила его принять сторону леди Джерси, и он усмехнулся:

— Возможно, вы правы.

— Конечно, я права, — произнесла леди Джерси, — вам необходимо уехать из Лондона, и как можно скорее. Когда вы вернетесь, сплетни утихнут, но сейчас мы сидим на пороховой бочке. Уилтшир при всей своей любви к лошадям не тот человек, который будет спокойно смотреть, как жена изменяет ему налево и направо.

— Анастасия сказала, что он не интересуется ею, — попытался оправдаться Хьюго.

Леди Джерси рассмеялась.

— Анастасия сказала! — воскликнула она. — Да эта женщина родилась с ложью на устах. Она действительно сказала вам это? Мой бедный, опьяненный любовью Хьюго! Милорд Уилтшир без ума от нее. Пусть он стар, пусть у него есть и другие интересы помимо постели, но Анастасия принадлежит ему, и он не согласился бы делить ее с вами точно так же, как не позволил бы метельщику улиц скакать на его лошади в Нью-Маркете.

Хьюго вспомнил, как он подскочил от этих слов.

И ответил, что не верит.

— Мой дорогой Хьюго, не будьте ребенком. Пожилые мужчины могут быть очень умелыми любовниками.

— Сколько ему лет?

— Его светлости нет и шестидесяти, и он отнюдь не дряхлый старик. Леди Гертингфордбери, которая была его любовницей несколько лет до женитьбы, очень высоко отзывалась о его способностях.

Тут Хьюго запрокинул голову назад и расхохотался. Говорить подобные вещи было в стиле леди Джерси. Никакая другая леди не осмелилась бы обсуждать такие вопросы даже в своем будуаре. Но он здорово разозлился после этого разговора. В ярости он тряс Анастасию до тех пор, пока она не начала задыхаться.

— Это не правда. — Она разгорячилась и топнула своей маленькой ножкой. — Как может старая карга знать, что происходит в моей спальне? Говорю тебе, мы не занимаемся любовью. Может быть, он любит меня в душе — это другое, но я не замечаю этого в постели!

— Ты же говорила, что не спишь с ним, — возразил Хьюго.

На мгновение ему показалось, что он обескуражил ее, но нет. У нее ответ был наготове. А кроме того, он был слишком увлечен и поверил ее лжи.

Но сейчас он спрашивал себя, стоило ли вновь поддаваться ее чарам. Господи, ведь он столько страдал в прошлом! Он вспомнил, как в Португалии лежал без сна и все его тело желало ее. Он тосковал по ней и одновременно ненавидел и проклинал ее за то, что она предпочла выйти замуж за богатого, а не разделила с ним бедность. Чтобы побороть боль, которую доставляла ему эта мысль, он кусал пальцы, пока они не начали кровоточить. Он представлял ее с Уилтширом и медленно сходил с ума.

И вот он вернулся в Лондон, думая, что излечился от этой болезни. Он не верил Анастасии, не уважал ее, не любил, но ей удавалось разжечь в нем страсть, которая была созвучна ее собственной. Желание разгоралось так сильно, что заглушало все доводы разума.

Сейчас колеса насмехались над ним. Он чувствовал себя тряпкой, глупцом, позволившим женщине вить из себя веревки, человеком, потерявшим гордость. Он гнал лошадей быстрее и быстрее и ненавидел всех женщин за их распущенность, за то, что им нужно от мужчины лишь тело, и за то, что они готовы продать себя тому, кто больше заплатит.

Стоило ему представить Анастасию, лежащую на огромной мягкой постели, в комнате, полной цветов, с туалетным столиком, заваленным драгоценностями, как в нем поднималась новая волна ярости. Он часто думал, что может убить ее. Нужно только сомкнуть руки на ее белоснежном горле, и ее власть над ним кончится, он перестанет плясать под ее дудку.

— Помоги мне. Господи! Я совсем спятил, — громко произнес он и вспомнил, что позади него сидит грум.

Он сделал вид, что выругался, и снова подстегнул лошадей.

Хьюго прибыл к Ламбурнам вовремя, но в плохом расположении духа. Дворецкий ввел его в гостиную, где находилась лишь хрупкая молоденькая девушка со светлыми волосами. Она повернулась к нему, и он поразился ее необыкновенной красоте. А затем прочел в ее глазах изумление, которое вряд ли объяснялось его заурядной невыразительной внешностью.