Настоящее напряженное - Дейв Дункан

Но что же им теперь делать?

– Да, и еще, – продолжал Стрингер, косясь на часы. – В его деле не фигурируют отпечатки пальцев. Так мне, во всяком случае, сказала миссис Боджли. Что ж, мне пора делать обход. Потом мы попросим его сюда и поговорим еще. Вы можете уделить нам полчаса или около того?

Он улыбнулся и положил папку на край стола. Потом загасил сигарету, встал и вышел в своем дорогом костюме. А Смедли так и остался сидеть, открыв рот.

Спроси у Смедли раньше, сможет ли он просидеть в этом тесном кабинете целых полчаса, – он бы ответил, что верит в это не больше, чем в то, что его батарея способна обстреливать из Фландрии Берлин. Тем не менее он не двинулся с места. Стены не обрушились на него. Приступы больше не повторялись, хотя прошел почти час, прежде чем его снова потревожили.

Ему было чем занять голову. Он просто должен был придумать способ, как вытащить Экзетера из Стаффлз. Немного подумав, он решил, что это возможно. Хорошо, ну а что потом?

Он подумал про Чичестер, и его чуть не стошнило. Ну, вообще-то пустой дом без любопытных слуг мог бы стать неплохим убежищем, но куда деться от орды сердобольных теток? Еще неизвестно, как к этому отнесется отец. Он обвинял Экзетера-старшего в ньягатской резне и утверждал, что это вышло из-за того, что тот сам сделался туземцем. Он поверил в то, что младший Экзетер убил Боджли. Нет, Чичестер придется вычеркнуть.

Еще оставался Фэллоу. До начала семестра – десять дней. Джинджер что-нибудь придумает.

Значит, решено. Теперь ему надо каким-то образом передать эту информацию Экзетеру, когда того приведут, причем прямо перед носом у Стрингера, – вторая ночная экспедиция в западное крыло была бы слишком явным искушением судьбы. Чистый лист бумаги он нашел на полке. Писать левой рукой было уже сложнее. Только не начинай словами «Дорогой Экзетер!»

«Завтра ночью устрою пожарную тревогу. Постарайся улизнуть в суматохе. Налево от крыльца. Через стену можно перебраться. Иди направо. Ищи колесницу Боадицеи на перекрестке в полумиле от забора. Удачи».

Он добавил «С Богом!» и сам немного засмущался.

Даже складывать лист одной рукой было нелегко, но он все же сложил его маленьким квадратиком и сунул в карман брюк. Потом принялся за изучение папки, великодушно оставленной ему Стрингером.

Колесницей Боадицеи они звали старенький «остин-родстер» Джинджера. Смедли мог написать наскоро письмо и отослать его с вечерней почтой. Оно должно дойти до Фэллоу к утру – возможно. Если оно не придет к полудню, вся затея пойдет псу под хвост. Нет, лучше он сходит после обеда в деревню и оттуда позвонит.

Он сообразил, что сидит, уставившись пустым взглядом в текст, написанный неразборчивым почерком, на непереводимом медицинском жаргоне. Он собрался с мыслями – точнее, с тем, что от них осталось, – и начал читать. Дойдя до конца, он так ничего и не понял за исключением одного: врачи знали, что Джон Третий – симулянт. Его очень скоро бросят в тюрьму.

Хотя нет, вот еще: санитары, свидетели его появления, как один утверждали, что он свалился с неба.

Смедли подпрыгнул – дверь открылась и на некоторое время заслонила от него того или тех, кто стоял за ней.

– Передайте мне вон тот стул, мисс Пимм, – произнес голос Стрингера с непререкаемой властностью. Ну да, в госпитале хирургов ставят выше Господа Бога. – Прошу меня не беспокоить. Вам незачем ждать, сержант. Я дам знать, когда его нужно будет вести обратно. Заходите, Третий.

В комнатке явно не хватало места для еще одного стула, двух человек и закрывающейся двери. Экзетер не ожидал увидеть Смедли. На мгновение его голубые глаза вспыхнули яростным огнем и снова погасли. На нем были пижамные штаны, куртка из твида и сорочка без галстука. Он стоял, как манекен у портного. Хирург протиснулся мимо него к своему столу.

Стрингер сел и посмотрел своим рыбьим взглядом на пациента.

Смедли заерзал на месте.

Экзетер стоял, уставившись в стену. Он был высокий и стройный – собственно, таким он был всегда. При дневном свете на его скулах еще можно было разглядеть этот необъяснимый загар. Но подбородок, уши… длинные волосы, как у женщины? У Экзетера?

– Садитесь, Экзетер, – сказал хирург. Ничего не изменилось, и он вздохнул. – Я знаю вас, старина! Я жал вам руку в июне четырнадцатого. Мы долго обсуждали ваше странное исчезновение с миссис Боджли. Я читал рапорт о вашем не менее загадочном возвращении. О ваших странных делах я знаю, наверное, больше всех в мире.

Никакой реакции. Сколько он еще так выдержит? Если верить папке, он не произнес ни слова по меньшей мере три недели.

– Вам будет гораздо удобнее сесть, Экзетер, – резко сказал Стрингер. Похоже, он редко встречал сопротивление. – Сигарету?

Ничего. По коже Смедли побежали мурашки. Когда сигаретница переместилась к нему, он покачал головой. Ему нужен был еще «Данхилл», но еще больше ему нужна была свободная рука.

– Капитан? – сказал хирург. – Попробуйте вы.

– Эдвард, я ничего не говорил ему. Он уже знал.

Никакой реакции.

Смедли почувствовал приближение нового приступа. Экзетер считает его предателем. Стрингер хмурился – словно это он во всем виноват. Неужели они не видят, что он просто сломленный трус, контуженный человеческий обрубок? Они что, не понимают, что он сломается и разревется при одном только виде неприятности? «Боже, Боже, только бы меня сейчас не трясло!»

– Я уезжаю послезавтра, Эдвард. Доктор… мистер Стрингер показал мне твою карту. Они знают, что ты не тот, за кого себя выдаешь! Я написал тем двоим, чьи адреса ты мне дал, и оба письма вернулись. – Он глянул на это неподвижное, лишенное выражения лицо и вдруг взорвался: – Ради Бога, старина! Мы же хотим помочь тебе!

С таким же успехом он мог обращаться к столу. Экзетер даже не моргнул.

– Самый замечательный случай esse non sapere, который я когда-либо видел, – сухо усмехнулся Стрингер.

Смедли обнаружил, что стоит глядя Экзетеру прямо в глаза – значит, он встал на цыпочки, ибо он был на три дюйма ниже Эдварда. Он вцепился ему в лацканы здоровой рукой, попробовал вцепиться и обрубком – Экзетер отшатнулся от внезапного нападения.

– Ты чертов ублюдок! – завопил Смедли. – Мы хотим помочь тебе! Ты мне не веришь! Ну и черт с тобой, ублюдок проклятый! – Еще пронзительнее. Он не думал о такой возможности, но раз она подвернулась, грех было отказываться. Он стоял спиной к Стрингеру. Он запихнул записку за ворот сорочки Экзетера. – Я не собираюсь тратить еще ночь, пытаясь помочь неблагодарному ублюдку, который… который… – Черт, он снова плакал! Его лицо дергалось. Припадок, на всю катушку!

– Прости, старина, – тихо сказал Экзетер, осторожно отодвигая его в сторону. – Мистер Стрингер?