Малиновый холм, или Дом страха - Эва Франц

После мытья сестра Ингеборг принялась заплетать мне косы. У меня очень странные волосы – их невозможно расчесать на прямой пробор. Как ни старайся, он перекашивается, и одна косичка получается толще другой. Но сестра Ингеборг упорствовала и продолжала бороться с моими волосами, дёргая их и выдирая расчёской так, что я даже испугалась, останутся ли у меня вообще волосы.

Выходя из помывочной, я увидела своё отражение в зеркале. Ну и забавный же у меня вид! Вся раскрасневшаяся от горячего пара, с двумя косичками – такими тугими, что они торчат в стороны за ушами. Но что такое – щёки у меня заметно округлились! Ведь теперь я ем досыта несколько раз в день. Каша, суп, голубцы, бутерброды и молочный суп – мне дают всё это так часто, что я и не успеваю проголодаться между приёмами пищи.

Меня ужасно мучила совесть – ведь дома матушке и братьям с сёстрами приходится делить на всех маленькую кастрюльку жидкого бульона. А я сижу себе тут и хлебаю густой суп с большими кусками мяса. Как всё несправедливо.

И точно: в палате меня уже ждала тележка с тарелкой каши. Лекарство тоже стояло наготове, сестра Ингеборг налила его в ложку, и я послушно раскрыла рот. Мне показалось, что лекарство не такое мерзкое на вкус – вязкое и густое, но не настолько горькое, как раньше. Должно быть, я уже привыкла к нему.

Перед тем как заснуть, я постаралась думать о рыцаре и девушке. Но – уж не знаю почему – они никак не желали возникать у меня в голове. Вместо них появились сестра Петронелла и доктор Функ, поэтому я сочинила романтическую историю про них. История получилась очень глупая, но сестре Петронелле она наверняка бы понравилась.

Рубен в ту ночь не пришёл, но нам всё равно не удалось бы пойти погулять – на улице шёл сильный дождь. Несколько раз за ночь я просыпалась, чтобы откашляться, и каждый раз надеялась, что увижу его сидящим на подоконнике. Но он так и не появился.

В следующие дни я ужасно мучилась от скуки. Только пару раз мне разрешили выйти прогуляться. Тогда я и заметила, что дам, лежащих под пледами на веранде, стало гораздо больше, по крайней мере, человек четырнадцать. По дорожкам бродили ещё несколько пациентов, но детей среди них не было.

Теперь я начала понимать, почему некоторые пациенты с таким трудом передвигались по парку. Они, как и я, были больны туберкулёзом, и доктор Функ пытался их вылечить, при помощи большой иглы закачивая им в лёгкие газ. Звучит это совершенно ужасно – к счастью, такое, похоже, проделывали только со взрослыми. И этот метод вроде бы помог нескольким больным в Германии. Это я узнала, услышав разговоры других пациентов.

Однажды, когда я сидела на крыльце, к санаторию подъехал роскошный автомобиль, и доктор Функ вышел встретить даму по имени госпожа Бергендаль. Выглядела она очень элегантно – в шляпке, в кремовом пальто и меховой накидке.

– Слава богу, что я здесь, господин Функ, – произнесла госпожа Бергендаль. – В это время года городской воздух убивает меня, я совершенно истощена.

«Ничего себе», – подумала я. Госпожа Бергендаль выглядела на редкость здоровой и свежей – как состоятельная дама, посещающая кондитерскую три-четыре раза в неделю. Но если ей нравится за большие деньги, лёжа под пледом, дышать лесным воздухом, то я не против.

Тут подъехал ещё один автомобиль, и когда он остановился, я вздрогнула, разглядев внутри девочку. Она была примерно моего возраста, но в остальном мы совсем не походили друг на друга. Она выглядела почти как дорогущая кукла в витрине игрушечного магазина К. Ф. Винтера: длинные вьющиеся волосы, закреплённые на затылке чёрным шёлковым бантом, красное платье, чёрные блестящие туфельки, белая муфта. Но казалась при этом ужасно тощей и бледной. Из машины её буквально на руках вынесли мужчина и женщина. Наверное, её родители. Меня разобрало жуткое любопытство – на минутку я даже забыла, что глазеть неприлично. Кажется, я так давно не видела детей – конечно, если не считать Рубена. Пока в моё отделение никого из детей не привозили. Может, эту девочку положат в мою палату? Я улыбнулась ей, но она смотрела словно сквозь меня.

На этот раз на лестницу вышла сестра Ингеборг:

– Добрый день, доктор Хагман ожидает вас.

Семейство вошло в здание санатория, а я осталась на лестнице, вспомнив о страшной даме, которая спрашивала, богатое я дитя или бедное. Эту девочку и спрашивать не требовалось – издалека было видно, что она из богатых.

Значит, дела у неё пойдут лучше, чем у меня. Если, конечно, то, что кричала мне дама, правда: что бедные дети здесь, в «Малиновом холме», плохо кончают. Интересно, что она имела в виду? Сама я никогда ещё не чувствовала себя такой богатой, как здесь, в санатории, со всей этой едой и чистыми красивыми платьями.

Я решила больше не ломать голову над тем, что сказала злая ведьма. Наверное, она просто хотела напугать меня. Зачем – понятия не имею.

Весь вечер я пролежала в палате, втайне надеясь, что эту девочку привезут в четырнадцатое отделение, но этого не произошло. Возможно, она снова уехала домой. Или же её положили в двадцать третье отделение к Рубену.

Эта мысль раздражала меня до крайности.

Прошло уже несколько ночей, а Рубен всё не приходил, и я начала немного волноваться. Ведь я даже не знаю, насколько он болен. В последнюю нашу встречу он казался вполне здоровым и бодрым, но ведь на самом деле ничего не известно. Может быть, его состояние резко ухудшилось и он больше не может бродить по санаторию?

Я задумалась, далеко ли до двадцать третьего отделения и осмелюсь ли я сама добраться туда как-нибудь ночью? Просто чтобы узнать, как себя чувствует Рубен, и напомнить ему о моём существовании. А то он, вероятно, слишком занят новой, богатой девочкой…

Кроме того, я начала терять счёт времени, проведённому в «Малиновом холме». Разумнее всего было бы поступить как Робинзон Крузо – делать каждое утро зарубку на дереве, чтобы вести учёт дням. Но меня далеко не каждый день выпускали в парк, где росли деревья, а сестре Эмерентии точно не понравилось бы, начни я делать зарубки на изголовье кровати или ножке комода. Единственное, что я знала, – что темнота стала опускаться намного раньше и всё ещё висела за окном, когда утренняя медсестра будила меня, прикатывая тележку с молочным супом.

Я как раз перечитывала по третьему разу «Робинзона Крузо», когда дверь распахнулась и в палату ввалилась девочка гораздо старше меня. Она несла ведро и швабру, но, увидев меня, вдруг вскрикнула, остановилась и уронила ведро, отчего серая вода разлилась по полу.

– Божечки мои, как ты меня напугала! – завопила она.

– Прости, – ответила я, хотя на самом деле мне казалось, что извиняться мне совершенно не за что. Ведь я спокойно лежала в кровати и читала, а не выпрыгивала из-за угла со страшным воплем.