Пирамида жива… - Юрий Сергеевич Аракчеев

своих соперников и соперниц – это тоже все-таки жизнь, это не унижает достоинства. Но подставлять свой хребет, скача, как дура, по кругу… Нет, ни за что.

Умная лошадь понимала, что бороться с действительностью в ее положении не так просто. Ведь ясно же, что если она будет слишком уж упираться, если сразу даст всем понять, что с ней этот номер не пройдет, то рассердит хозяина, ее выгонят из цирка, и она лишится всех своих теперешних преимуществ.

И она решила схитрить.

Совсем не позволять вскакивать ногами на свою спину рискованно – ее выгонят, конечно, в два счета. И она решила так: пусть иногда вскакивают, она позволит, но в следующий же момент сбросит этот унизительный груз. Так она протянет время как можно дольше, а если ее в конце концов выгонят – пусть. Зато хоть какое-то время она поживет сытно и интересно. Главное хотя бы перезимовать…

– Но ведь это же просто наивно – думать, что хозяева ничего не поймут и будут терпеть твои выходки, – грустно сказал ей конь Савелий, когда она в порыве откровенности поделилась с ним своими хитрыми планами. – Или тебя выгонят очень быстро, или ты станешь точно такой же, как и мы все. Очень даже просто… – Конь тяжело вздохнул и опустил голову к ведру с овсом. – Мы все ведь когда-то так думали, а теперь вот… – И он принялся лениво жевать вкусные зерна. – Да и то, если разобраться, ничего ведь такого особенного нет в том, что по твоей спине прыгают. Подумаешь! Вечерок попрыгают, а зато потом и ночь твоя, и утро, и день, если, конечно, нет репетиций. И овса вволю…

– Жаль мне тебя, Савелий, – сказала Талантливая лошадь, и в глазах ее горел хитрый огонек. – Все-то ты свои жеребячьи идеалы забыл. Одно слово – кастрированный. По мне так пусть и впроголодь, а – на свободе. Вот, покручусь здесь маленько, перезимую, а потом… За ветром – в поле!

– Ну, давай, давай, – тихо сказал Савелий и обиженно отвернулся.

И начала Талантливая лошадь хитрить. То ловко крупом вильнет, когда попытается наездник на нее вскочить, то вскочить позволит, а как только он подпрыгнет – тут она слегка ноги в коленках согнет, он и приземлится так неловко, что чуть шею себе не свернет. И так она старается все это незаметно делать, что никто не может ее в коварстве и гордости обвинить. А то больной прикинется – не ест, не пьет, еле ногами двигает – и как раз тогда, когда главные репетиции намечены.

Долго она так сопротивлялась, и казалось уже, что все, что так будет всегда – ей удалось обмануть хозяина цирка, и держит он ее исключительно за красоту и талантливость. Она привыкла к этой сытной, вольготной жизни. Но однажды – это было в хмурый осенний день, и на цирковом дворе моросил холодный мелкий дождь, пахло навозом и приближающейся зимой… – она не выспалась, и когда ее вывели на манеж, никак не могла отделаться от дремоты и даже немного подремывала на бегу, когда бежала по кругу.

Она и не заметила, как акробат-наездник выполнил на ее спине все свои сумасшедшие трюки, а потом пригласил и своих друзей. И когда лошадь, наконец, опомнилась, четверо акробатов уже выделывали на ее спине черт знает что.

Она даже не успела взбрыкнуть – довольные наездники соскочили с ее спины, а главный ласково потрепал ее красивую морду.

– Я же говорил, что она талантливая, вот и все теперь убедились, – сказал он, обращаясь то ли к ней, то ли к своим помощникам. – Надо было только набраться терпения…

Ухмыляясь печально, встретил ее за кулисами конь Савелий.

И Талантливая лошадь поняла, что теперь уже ей терять нечего. То, чего она так не хотела, свершилось. Но вот что удивительно: свершившееся уже не казалось ей таким неприятным и унизительным, как раньше. Тренировки и выступления не отнимали слишком много времени – она ведь на самом деле была талантливая, – и ее теперь особенно хорошо кормили и гладили. А когда после выступления наездников на ее спине взрывался аплодисментами зал, ей казалось, что аплодируют не только акробатам, но и ей, даже главным образом ей, и она, стоя рядом с акробатами и слушая аплодисменты, довольная, кивала головой.

Временами ей снились поля и цветы и игры со сверстниками, и воля. Это были удивительные сны, они напоминали молодость, и, просыпаясь, лошадь печально вздыхала. А потом принималась за овес.

От хорошей еды Талантливая лошадь растолстела, спина ее стала широкой и прочной. Внешне она уже почти не похожа была на ту, которую привели в цирк еще так недавно. Если бы даже теперь ее отпустили на волю, она не знала бы, что там делать, как жить, а сверстники, пожалуй, и не признали бы ее. Лошадь по-прежнему дружила с конем Савелием, они рассказывали друг другу о малейших своих недомоганиях и сплетничали о хозяине, акробатах и других лошадях.

Однажды коня Савелия не стало. Он тихо уснул в своем уютном стойле навсегда, его унесли. Но не прошло и недели, как в свободное стойло привели норовистую, стройную и очень красивую молодую кобылу. Звали ее Сильвой.

– Чтобы на моей спине прыгали эти двуногие? Ни за что! – сказала кобыла Сильва и, гордо встряхнув густой шелковистой гривой, склонилась к ведру с овсом.

– Но тогда тебя выгонят из цирка, – печально заметила Талантливая лошадь.

– Не на такую напали, фр-фр! – фыркнула Сильва, и в молодых прекрасных глазах ее загорелся хитрый огонек.

Франция

Вот удивительные гримасы нашей жизни! Поездка за границу в советское время, как известно, была одной из самых дорогих и престижных подачек власти тем, кто ей лоялен. Я не был за границей ни разу, и вдруг – как раз в период ожидания решения судьбы «Пирамиды», в январе – звонок из Секретариата Союза Писателей: «Не хотите ли поехать в составе «спецтуристической группы писателей» во Францию?» Сразу во Францию, хотя я не прошел еще обязательного испытания «соцстраной»? Трудно было поверить, но – факт: моя фамилия почему-то осталась затем и в окончательном списке, хотя первоначальный список, естественно, был вдвое больше окончательного. Чудеса! И это ведь никак не было связано с предполагаемой публикацией «Пирамиды» – в Секретариате, я думаю, о ней просто не знали.

За что мне такое? Я не прилагал никаких усилий, никому не звонил, не упрашивал, только заполнил анкету и