Много шума из-за невесты - Элоиза Джеймс

Рейф прищурился.

— Вижу, что вы унаследовали отчасти браваду своего отца, — сказал он. В противоположном конце стола сидела Аннабел, сверкающая, словно драгоценность. А рядом с ним сидела Тесс. Уголки ее ясных синих глаз были так же приподняты, как у сестры, но их взгляд говорил не о наслаждении, а об уме, смелости и юморе. — А у вас тоже есть планы стать герцогиней? — спросил он, подумав, что бренди, наверное, ударило ему в голову, как и ей — шампанское. Она покачала головой.

— Ответь вы утвердительно, вы бы меня напугали, — откровенно признался он. — Пришлось бы бежать куда-нибудь на север страны.

— Ничего себе комплимент! — сказала Тесс.

В этот момент в столовую вошел Бринкли и, подойдя к Рейфу, наклонился к нему.

— Мистер Фелтон из Лондона, — сообщил он. — Он согласился поужинать с вами. Думаю, надо посадить его рядом с мисс Эссекс.

— Это мой друг, — объяснил Рейф, поворачиваясь к Тесс, — мистер Фелтон. Мы с ним вместе учились, хотя это было много лет тому назад, — сказал он, обращаясь уже к леди Клэрис.

— Не так уж это было давно, — игриво заметила леди Клэрис. — Вам ведь немного за тридцать, ваша светлость, так что нечего притворяться, будто вы престарелый государственный деятель!

Тесс озадаченно поморгала. Возможно, граф прав, и леди Клэрис действительно мнит себя будущей герцогиней. Почему бы нет? Если уж Аннабел вздумала претендовать на это место, то почему бы этого не сделать любой другой овдовевшей или незамужней женщине в округе?

Она поймала на себе взгляд герцога. Он криво усмехнулся ей, наклоняясь поближе к леди Клэрис, заявившей, что ей нужно рассказать герцогу об одном чрезвычайно забавном случае, происшедшем на последней силчестерской ассамблее.

Лакей накрыл куверт слева от Тесс.

Тесс, успев на этот раз покончить с рыбой, прислушалась к болтовне леди Клэрис. Дверь отворилась, и Бринкли пропустил нового гостя. «Должно быть, на меня подействовало шампанское», — подумала Тесс мгновение спустя.

Вошедший вслед за Бринкли мужчина был похож на падшего ангела. У него было суровое лицо и гладко зачесанные назад волосы, поблескивающие в свете канделябра. Он был в черном фраке с бархатными лацканами и до кончиков ногтей выглядел патрицием, богатым представителем сильных мира сего. Тем не менее в чем-то он был похож на одного из отцовских породистых жеребцов: крупный, красивый, привлекавший всеобщее внимание, едва войдя в помещение. Взгляд у него был несколько скучающий. Человек себе на уме.

Прямо скажем, опасный падший ангел.

Подобно большинству мужчин, Лусиус Фелтон не любил, когда нарушаются привычки. Приезжая в дом герцога Холбрука, как он делал обычно в июне и сентябре, чтобы присутствовать на скачках в Аскоте и Силчестере, он ожидал застать герцога, с комфортом расположившегося в кресле с графином возле локтя и экземпляром «Спортинг ньюз» под рукой.

Иногда к ним присоединялся граф Мейн; разговор обычно уютно крутился вокруг лошадей и бренди. Такие утомительные темы, как женщины, финансы и семья, в разговоре не затрагивались, причем не потому, что собеседникам было желательно отгородиться от внешнего мира, а лишь по той причине, что это были нудные темы. Каждому из них было уже за тридцать, и по достижении столь зрелого возраста женское общество (не считая определенных обстоятельств) стало казаться им скучным.

Деньги всем троим достались чрезвычайно легко, а разговор о деньгах бывает интересен только в случае их нехватки. Что же касается семьи, то его собственная уже несколько лет не поддерживала с Фелтоном никаких контактов, поэтому Лусиус относился к всяческим передрягам в семьях других людей с некоторым, хотя и пассивным, интересом. Однако после того, как Холбрук потерял своего брата, семейную тему они также исключили из разговоров.

Поэтому, когда Лусиус вышел из экипажа перед входом в Холбрук-Корт и встретивший его дворецкий сообщил ему новость о том, что герцог неожиданно стал опекуном четырех достигших брачного возраста юных дочерей лорда Брайдона, он помрачнел и с еще меньшим удовольствием узнал от дворецкого о том, что у герцога в данный момент ужинает леди Клэрис Мейтленд и это дьявольское отродье — ее сынок. При таком удручающем повороте событий единственным, что утешало, было присутствие Мейна, который, видимо, планировал заявить на участие в силчестерских скачках свою кобылку Плезир. Лусиус тоже хотел воспользоваться этими скачками, чтобы проверить, на что способна его Менуэт, которая впервые выходила на беговой круг.

Однако, когда Лусиус надевал свежую сорочку в отведенных для него комнатах, он с неудовольствием отметил, что это были не те комнаты, к которым он привык, а те, привычные, были, видимо, отданы одной из достигших брачного возраста юных мисс. Он даже подумал, не лучше ли было бы вообще пропустить скачки в Силчестере и предоставить опытному персоналу конюшни и жокеям самим делать свою работу. В Лондоне у него «наклевывались» кое-какие выгодные сделки, и если дом герцога перестал быть бастионом мужского товарищества и комфорта, в чем, несомненно, виновато присутствие женщин, он, возможно, откажется от первоначального намерения присутствовать на скачках и утром возвратится в Лондон. Или просто переедет в свое собственное поместье Брамбл-Хилл, где он не был около четырех месяцев, расположенное всего в часе езды отсюда.

В комнату вошел его камердинер Деруэнт, который принес из кухни миску горячей воды для бритья. Деруэнт воспринял новость еще хуже, чем хозяин. Женское общество было неприятно Деруэнту и в лучшие времена, но присутствие в доме такого количества юных леди расстроило его настолько, что он позволил себе сделать ряд весьма ядовитых замечаний.

— Очевидно, у них даже надеть нечего, — сказал он, взбивая теплую мыльную пену, чтобы приступить к бритью Лусиуса. — Можно лишь догадываться, сколько усилий придется приложить бедному герцогу, чтобы сбыть с рук четырех особ женского пола.

— Значит, они очень непривлекательны? — спросил Лусиус, откинув назад голову и глядя в потолок, чтобы Деруэнт мог одним ловким движением побрить ему горло.

— Ну-у, Бринкли не говорил, что они очень непривлекательны, — сказал Деруэнт, — но у каждой из них имеется всего одно-два платья — и те отвратительны на вид. Они бесприданницы, к тому же шотландки. Один акцент может отпугнуть. Чтобы на них кто-нибудь женился, бедняжкам должно очень сильно повезти.

Деруэнт с надеждой вгляделся в лицо хозяина. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что герцог Холбрук будет в отчаянии навязывать своих подопечных всем и каждому, включая своих лучших друзей.

Фелтон спокойно лежал на спине, но Деруэнт испытывал чувство обреченности. Обреченности. У него подергивалось веко левого глаза, а это предсказывало неблагоприятный поворот событий. Два года тому назад у него невыносимо дергалось веко в тот день, когда герцог Йоркский упал с лошади во время парада победителей; оно дергалось также в июле прошлого года, когда его хозяин принялся ухаживать за леди Женевьевой Малкастер. Деруэнт тогда в течение месяца не мог видеть ничего, что находилось слева от него, и чуть было не попал на Хай-стрит под фургон, запряженный четверкой.