Земля обетованная - Татьяна Николаевна Зубачева

на чьих-то глазах. Всё-таки… одно дело – госпитальная баня, там ещё получше многих был – во всяком случае – целее, а здесь… среди здоровых и нормальных… да и моешься в душе быстрее, чем в общем зале.

Оставшихся до отправления двадцати с небольшим минут ему хватило, чтобы дойти до вокзала, забрать из камеры хранения вещи и найти свой поезд, вагон и место. Народу было немного, и проводник сам поменял ему место с верхнего на нижнее, принёс постель.

– Спасибо, отец, – поблагодарил Громовой Камень.

– Ладно тебе, – отмахнулся проводник. – Все мы с понятием.

Громовой Камень никак не ждал, что его форма и медали по-прежнему действуют. Ведь полтора года, как кончилась война, а до сих пор… В племени он привык к другому отношению. Ну всё, ехать ему до конечной, можно спать спокойно. Он разулся, снял и положил в сетку гимнастёрку, оставшись в нижней рубашке, и вытянулся под одеялом. Всё, отбой. Спи, Громовой Камень, сержантом ты был, кутойсом ещё не стал, спи пока.

Стук колёс под полом, мелкое подрагивание полки. Он едет. Пока от него ничего не зависит, и, значит, дёргаться пока нечего. Солдат спит, а служба идёт. Даже на фронте просвещения.

Американская Федерация

Атланта

Особняк Говардов

Пустой письменный стол. Пустые квадраты на стенах от проданных картин. Не почтительная, а мёртвая тишина за дверью. Но распорядок неизменен. И эти часы он проводит в своём доме, в своём кабинете, за своим рабочим столом, чёрт возьми!

Рей Спенсер Говард, снова просмотрел последние котировки, аккуратно пометил несколько заинтересовавших его позиций. Да, в этом направлении можно было бы поработать, но нужны свободные средства. А их нет. И взять… нет, у кого взять – в избытке, проблема с как. Ни один из прежних, многократно осуществлённых на практике, способов сейчас – и надо это честно признать – не сработает. Более того. Попытка их использовать не только не даст результата, но и откроет остальным его слабость. Ты можешь ослабеть, но этого никто не должен заметить. Иначе – добьют.

Говард усмехнулся. Пока удаётся держать марку. Никто не смеет занимать его кресло в Экономическом Клубе. Его внучек принимают в лучших домах Атланты. Правда, таких домов не так уж много, но это же война, господа. Только война. И русские. Правда, последнее лучше вслух не произносить. А то… нет, как русские провернули операцию со «Старым Охотничьим Клубом», надо отдать им должное. Тихо, аккуратно, точечными изъятиями и пожалуйста: многолетней, нет, что там, многовековой опоры порядка не существует. О том, что он сам неудачным реваншем в прошлогодний Хэллоуин «засветил» и клуб, и остатки Белой Смерти, Говард предпочитал не вспоминать. Ну… нет, не ошибся, немного не рассчитал, бывает. Из Хэмфри руководитель, как из негра учёный. Посидит в тюрьме – поумнеет. Возможно. И Систему не удалось взять под контроль. Найф оказался таким дураком, что дал себя зарезать в уголовной разборке. А ведь казался таким осмотрительным, столько лет безукоризненно работал. И сорвался. Решил взять сразу со всех. Вот и результат. Но оставим прошлое прошлому. Вывод: надеяться и рассчитывать только на себя.

А пока надо приспосабливаться к новым условиям и новым правилам. Атланта стала захолустьем, всё жизнь теперь в Колумбии, а вот там… там у него пусто. Старые связи и привязки ликвидированы, а новые заводить не на чем. Значит… значит, надо думать, планировать, готовить. И не спешить.

Говард отложил котировки и взял газету. Сами статьи и заметки его нисколько не интересовали, но бумажный шелест в кабинете внушает необходимый трепет и уверенность в незыблемости остальным обитателям дома. Казаться не менее важно, чем быть. Жаль, что Маргарет этого до сих пор не поняла и не прочувствовала.

За дверью поскреблись, и голос Мирабеллы робко предложил:

– Дедушка, ваш лимонад.

– Да, – откликнулся он, мельком посмотрев на часы.

Да, всё точно. Именно в это время стакан домашнего лимонада. Порядок, заведённый ещё его дедом. Порядок – основа и фундамент бытия. И никакого беспорядка нет и быть не должно. Порядок может меняться, но остаётся порядком.

Кто-то невидимый открыл дверь перед Мирабеллой, и она внесла поднос с кувшином и стаканом. Поставила на столик перед диваном.

– Благодарю, – Говард поощрил внучку взглядом и лёгким намёком на улыбку.

– Да, дедушка, спасибо, дедушка, – пролепетала Мирабелла.

– Ступай, – милостиво кивнул ей Говард.

А когда за ней закрылась дверь, досадливо поморщился. И это Говард?! Конечно, и такое можно использовать. Скажем, женой для умеренно нужного человека. Интриговать не будет, свою игру вести не сможет, и даже не додумается до этого, неплохая хозяйка при хорошем контроле, жена и мать… Да. И с этим можно было бы поиграть, но… проклятые русские! Родство с Говардами теперь не преимущество, а компрометирующее обстоятельство. Недаром ни одна из любовниц сыновей и зятя не только что-то там заявить, появиться не посмела. Хотя тут, правда, и меры, соответствующие, принимались давно.

Как всегда, воспоминание о русских заставили его поморщиться. Самое… самое обидное, что он так до сих пор не нашёл, не вычислил того, кто так… виртуозно переиграл его. Да, надо признать, он совершил только одну ошибку. Одну из двух важных, но важнейшую. О которых предупреждал ещё дед. «Самая страшная ошибка – это переоценка своих сил, – Говард снова услышал звучный, несмотря на возраст голос деда, – но есть вторая ошибка, ещё страшнее. Это недооценка противника. Запомни».

Чтобы успокоиться – сознание своих ошибок всегда приводило его в раздражение, мешающее трезвому планированию мести и реванша – Говард налил в стакан нежно-жёлтой смеси апельсинового и ананасного сока и выпил маленькими глотками. Вот так. Успокоился? Теперь думай. Нет? Ещё полстакана.

Итак, подведём черту. Русские – не противники, а враги. Это первое. Они это тоже знают. А значит, любые ошибки вдвойне опасны. С противником играют на победу. С врагом воюют на уничтожение. Что они сделали, ты уже понял. Тебе оставили жизнь и ровно столько, чтобы ты ощущал размер потерь. Неплохо. И даже – не забываем об опасности недооценки противника – остроумно. Но зачем? И – вот об этом думать не хочется, но, похоже, сделано именно так. Ты – приманка. За тобой следят, вернее, за теми, кто приходит к тебе, и потом идут уже за ними, а у тебя нет ни денег, ни силы, чтобы купить чьё-либо молчание.

Говард заставил себя поставить опустевший стакан на стол без стука. Ты можешь злиться или радоваться, но показывать это надо ровно настолько, насколько не можно, нет, а нужно. Вот так. Игра