Хлеб по водам - Ирвин Шоу

— А какой сегодня день недели, а, мистер Хейзен? — спросил вдруг Джимми.

— Что это за вопрос такой? — Лесли подозрительно уставилась на сына.

— Просто хочу проверить, нет ли у него сотрясения мозга, — ответил Джимми. — Ведь если у него сотрясение, то надо лежать в темной комнате с закрытыми глазами.

— Сегодня пятница. — Хейзен криво улыбнулся. — Во всяком случае, пока еще вроде бы пятница. Может, мне и затруднительно сейчас жевать, но сотрясения мозга, уверен, нет. Благодарю за заботу.

Похоже, Джимми озабочен тем, как избавиться от Хейзена, а вовсе не состоянием его здоровья, подумал Стрэнд. Однако, взглянув на сына, увидел, что тот сидит, округлив глаза, — сама невинность и непосредственность.

— А вы, мистер Стрэнд, — не унимался Хейзен, — могу ли я поинтересоваться, кто вы по профессии?

Расследование, предшествующее судебным слушаниям, подумал Стрэнд. «Защитник должен знать все факты и подробности вашей жизни, чтобы вести ваше дело более эффективно». Нет, он мало похож на адвоката, тут же поправился Стрэнд, которого начал раздражать этот человек. Скорее — на генерала, инспектирующего войска. Генерала, который задает рядовым личные бытовые вопросы, чтобы доказать, что, несмотря на звезды на погонах, в душе он истинный демократ.

— Профессия… — Он откашлялся. — Сражаюсь с низменными и кровожадными инстинктами, присущими молодому поколению. — Стрэнд нарочно ответил неопределенно. Он решил, что Хейзен — весьма важная птица, скорее по манере держаться, а не по тому, что тот говорил. И что он отнесется к признанию его, Стрэнда, о том, что тот просто преподаватель в средней школе, примерно так же, как отец Лесли.

— Преподает в Ривер-Хай. — Похоже, Лесли уловила колебания мужа и произнесла эти слова с подкупающей простотой. — Заведует кафедрой истории.

— Ага!.. — Видно, на Хейзена это произвело благоприятное впечатление. — Знаете, в молодости я сам очень хотел стать учителем. Это куда благороднее, чем быть адвокатом, так я говорил отцу. Но он не разделял этого мнения. Так что пришлось получить диплом юриста. — Он грустно усмехнулся. — Все споры в доме моего отца заканчивались быстро.

— Зато у нас в доме спорам нет конца, — заметил Стрэнд. — Поверьте на слово.

— Что ж, это очень оживляет атмосферу. — Хейзен обернулся к Кэролайн. — Ну а вы, юная леди? Посещаете колледж?

Кэролайн засмеялась с набитым ртом.

— Если повезет, осенью поступлю. Через месяц оканчиваю среднюю школу. Хотя с моими отметками… — Она удрученно покачала головой.

— Так вы учитесь не в Ривер-Хай? — спросил Хейзен.

— О нет, это очень далеко. На другом конце города, — поспешно вставила Лесли.

— Папа говорит, там опасно. В ответ я всегда говорю ему: если не опасно для тебя, то и для меня тоже. — Девушка хихикнула. Вообще Кэролайн не отличалась особой смешливостью, просто в этот вечер на нее что-то нашло. Стрэнд решил, что сегодня дочери это простительно. — У нас состоялся всего один короткий спор. Я проиграла… после чего пришлось ходить в школу в десяти кварталах отсюда.

— Я, разумеется, читал обо всем таком, — сказал Хейзен. — О насилии и хулиганстве в школах, о том, как дети воруют друг у друга, об оружии и прочих подобных вещах. Но всегда воспринимал это с некоторой долей недоверия. Скажите, мистер Стрэнд, дела действительно… — Он умолк, не закончив фразы.

— Ну что вам сказать, — ответил Стрэнд, — на воскресную школу где-нибудь в Вермонте это мало похоже. Имеют место инциденты. Да, разные инциденты…

— И вы были… э-э… вовлечены? — подавшись вперед, спросил Хейзен. В голосе гостя звучал неподдельный интерес.

— Один или два раза, — сказал Стрэнд. — К примеру, в прошлом семестре один мальчик угрожал мне ножом. Обещал порезать, если я завалю его на экзамене. По сумме баллов он набирал всего тридцать два из ста возможных.

— И вы поставили ему хорошую оценку?

Стрэнд рассмеялся.

— Ну конечно! Раз уж он пошел на то, что угрожал учителю ножом, значит, она была очень ему нужна. Считаю, он ее заслужил. К тому же этот паренек не пытался украсть у меня велосипед.

Хейзен дотронулся до повязки на голове.

— Возможно, вы мудрее меня, — согласился он. — Скажите, работая среди всех этих злодеев, вы видите хотя бы проблеск какой-то надежды?

Стрэнд пожал плечами.

— Конечно. Хотя большинство из них обречены. Кончат плохо, причем случится это очень скоро. Но есть и другие. К примеру, учится у меня в старшем классе один пуэрториканец, мальчишка-недомерок, так он с раннего детства глотал книгу за книгой. Не далее как сегодня я прочел его работу. О Гражданской войне. И знаете, у него очень любопытная и оригинальная точка зрения на этот предмет…

— То есть? — спросил Хейзен. Похоже, он искренне заинтересовался.

— Ну, к примеру, он написал, что Гражданская война была большой ошибкой. — Заговорив о мальчике, Стрэнд тут же вспомнил круглое темное личико, всегда полуоткрытый рот, в котором сверкали белые зубы — то в радостной улыбке, то в дерзкой насмешке. — Он написал, что южанам надо было позволить идти своим путем. И что очень скоро они в любом случае дали бы свободу рабам, и, таким образом, были бы спасены миллионы жизней. Он считает, что Север и Юг были объединены искусственно, что Конфедерация являла собой довольно хлипкое образование и что все мы, и белые, и черные, лишь напрасно страдали целых сто лет. Эти взгляды, разумеется, расходятся с тем, чему его учили. И я буду вынужден предупредить его, что если он станет отвечать на вопросы перед советом попечителей таким же образом, то аттестата ему не видать.

— Ну и как, вы думаете, он отреагирует на это?

— Засмеется, и все. Ему плевать, пройдет он собеседование перед советом попечителей или нет. Ведь в колледж ему все равно не поступить. Единственное, что ему светит, — это работа мойщиком посуды или уборщиком улиц. Какая ему разница, что скажут члены совета попечителей?

— Прискорбно, не правда ли? — сказал Хейзен.

— Такова суровая правда жизни.

— А какую отметку вы поставили ему за это сочинение?

— «Отлично», — ответил Стрэнд.

— Вы, должно быть, не совсем обычный учитель…

— Это он не совсем обычный мальчик. А в другой работе он утверждал, что преподавание истории в школах есть не что иное, как полная ахинея. Любимое его словечко, «ахинея». Он написал, что причина и следствие во всех исторических процессах придуманы самими учеными-историками. Для того что было удобнее расфасовывать наше прошлое по аккуратным маленьким пакетикам в фальшивой обертке. Он вообще очень много читал, и по естественным наукам тоже, в частности по физике. Большой поклонник теории случайных событий… Полагаю, вы наслышаны о ней?

— Немного, — ответил Хейзен.

— По его мнению, все сводится к тому, что ничто в этой жизни не является или не являлось неизбежным. Всему виной чистая случайность — от столкновения частиц до процессов в политике и экономике. И совершенно не важно, где подобные «столкновения» происходят — в лабораторных пробирках или в дикой природе. Исходя из этой теории, считает он, промышленной революции никогда не случилось бы, если б на белый свет не родились десять человек. Второй мировой войны тоже не было бы, если бы Гитлера убили на фронте в семнадцатом году. Гражданской войны можно было бы избежать, если бы Линкольн решил продолжить карьеру юриста…