За гранью дозволенного - Митч Каллин

Новые лица, новые тела, новые рты.

Он покинул туалет несколькими минутами позже, усталый и сонный.

На следующий день он вернётся сюда.

«Словно чудо, — думал он, укладываясь в кровать. — Словно рай…»

Дождь бил в окно комнаты для гостей, успокаивающий и монотонный.

Затем он отвлёкся от окружающей обстановки и уснул, но до того снова мысленно ненадолго посетил туалет: следы мочи видны были даже в полумраке, дверь кабинки открывалась внутрь, кто-то, похожий на привидение, тянулся к нему с шёпотом:

— Да…

Словно чудо: он может пойти туда завтра, он туда вернётся.

Словно рай.

Правда, вскоре он осознал, что общественный туалет предлагает меньше разнообразия, зачастую до дела не доходило (он напрасно ждал у писсуара, надеясь, что кто-нибудь станет рядом с ним — кто-то, кого он потом может увлечь в заднюю кабинку). Но даже если так, обстановка не могла быть лучше — крики детей, играющих на улице в бейсбол, шаги, эхом отдающиеся на каменном полу, звук струящейся мочи — всё это усиливало ощущение риска, сопровождало стоны и приглушённые возгласы.

Там он мог получать сексуальное удовлетворение, закрывая глаза и глубоко дыша, когда другие, очевидно, мыли руки у раковины; когда он закончил трахать кого-то, подростки-баскетболисты явились пописать в нескольких футах от него:

— Парень, вот атас — ты это видел? Я надрал ему задницу!

Он скользнул в другую кабинку, совокуплялся с тем, кто начал обслуживать его по вечерам в четверг и субботу. Поло — так называл его мужчина из-за одеколона, которым тот иногда брызгался, потому что мужчина не знал его настоящего имени.

Поло: он говорил о себе как о пассивном партнёре — «но никаких вольностей, обязательно презерватив» — и, судя по золотому кольцу на его пальце, мужчина сообразил, что их ситуации похожи.

— Мягче, не так быстро.

— Мужчина стоял перед Поло.

Поло наклонился, упёрся руками в сиденье унитаза.

— Ну хорошо, скажи, если будет больно.

— Мне не больно — это отлично, двигайся медленней…

Как слаженно двигались их тела, как исключительно он чувствовал себя — проталкиваясь внутрь Поло, высвобождаясь, проталкиваясь снова. Ни один из ртов в заветной щели не был таким мягким, тугим и тёплым; он никогда не эякулировал так сильно, как тогда, когда кончал в рот Поло.

— О чёрт, — с запинкой произносил мужчина, — о боже…

После Поло поворачивался к нему, подносил губы к уху.

— Спасибо тебе, — говорил он. — Ты — потрясающий.

— Так же как и ты.

— Спасибо.

Взаимности не требовалось; Поло хотел только угодить, отсосать или быть трахнутым. Постоянство этих отношений (еженедельно он бывал там всегда вовремя, мог, если нужно, подождать) порождало в мужчине нежность к партнёру, он был всегда рад, когда заставал его слоняющимся в парке у туалета или терпеливо ждущим у писсуара. Часто Поло можно было найти в задней кабинке — хотя временами мужчина не был уверен, в самом ли деле это он стоит там в тени (разница между одним партнёром или другим стиралась из-за предсказуемости каждого сношения). Это, конечно, было не важно, даже несмотря на то, что виделись они в основном в темноте, он мог сказать, что Поло был привлекателен: примерно его возраста, в хорошей форме — короткие волосы и большие глаза делали его моложе (он был хорошо одет, строен, в коричневых ботинках-докерах, в застёгнутой на пуговицы рубашке), сразу после секса он привычно целовал мужчину в шею, выражая нежность, которая являла резкий контраст с поведением мужчин в пассаже.

— Было хорошо?

— Очень.

Затем поцелуй, влажные губы касаются шеи мужчины.

— Я увижу тебя в субботу?

— Да. Я, может быть, немного задержусь. Ещё один поцелуй.

О чём мужчина сейчас сожалеет: он избегал спросить у Поло имя, не выражал ни малейшего интереса к его работе или жизни, он никогда не приглашал выпить пива, никогда не садился с ним рядом и не говорил:

— Расскажи о себе. У тебя есть дети?

Если бы всё не вышло так плохо, он мог бы с большим удовольствием вспоминать о тех вечерах в парке Миссии — аромат «Поло», обозначающий, что он уже в кабинке, его ждущие пальцы забираются в рот, когда мужчина берёт его сзади, дождь и гром скрывают шум их соития. Или, в частности, в ту светлую ночь, когда они встретились перед общественным туалетом и увидели три полицейские машины, припаркованные в нескольких ярдах.

— Давай пойдём куда-нибудь ещё, — предложил Поло. — Куда-нибудь, где будет тихо.

— Я знаю одно местечко, там отлично.

Они пошли вдвоём, Поло вёл «субурбан» мужчины — ехали с открытыми окнами, мчались в сторону Тусонских гор, неожиданно обнаружив себя в милях и милях от общественного туалета, припарковались в дальнем конце смотровой площадки.

Как прекрасно было смотреть на звёзды, мерцающие в вышине, как приятно и расслабленно, — весь город растянулся внизу, — и позже, когда он, утомлённый, возвращался домой, как жаль было мужчине вспоминать об интимной близости с Поло там, в машине, когда они обнимались на сиденье перед сексом, некоторое время беседуя о звёздах, словно влюблённые, и о непостижимости вселенной.

— Потрясающе, весь этот космос, и темнота, и мы плывём в ней.

— Это красиво, сегодня так ясно.

— Я знаю, ведь так и есть?

— Мне здесь нравится.

— Мне тоже.

— Мне нравится быть здесь с тобой.

Сейчас он думает, что это должна была быть Джулия. Это должна была быть она — она, и больше никто. Он всегда должен был быть с ней…

Во сне Тобиаса мужчина бежал вверх по холму, ночью, недалеко от удалённого городка (по глинобитным домикам и низким горам Тобиас решил, что городок должен существовать в одном из малонаселённых пустынных районов юго-запада). Задыхаясь, он продолжал бежать вверх, нёсся трусцой к одинокой кабинке, обнаруженной в конце грязного тупичка — по ту сторону от полоски сосновых деревьев и креозотовых кустов.

— Приятель, ты бежал как подорванный — ты мчался на всех парах, правда, была зима и было холоднее, чем у ведьмы за пазухой, — и пар у тебя изо рта вырывался, как выхлопные газы из автомобиля, — нельзя было сказать, что гналось за тобой, было слишком темно, — но ты повернулся и оглянулся, повернулся и оглянулся — может быть, что-то там наступало тебе на пятки, не могу точно сказать, — на тебе не было куртки и ботинок, ты трясся и дрожал, зубы у тебя стучали, но ты делал всё, чтобы попасть в ту кабинку, — тебе лучше было попасть внутрь, потому что там было всё освещено, там было тепло и безопасно — ты это знал.

В другом сне Тобиаса, в том, о котором он рассказал на прошлой неделе, дело касалось деталей того, как они добывали фураж.