Огни на Эльбе - Мириам Георг

продолжил писать, но по легкому движению его бороды Зильта поняла, что муж улыбается. Закончив предложение, он отложил ручку и откинулся назад, так что его голова оказалась на ее груди.

– Правда?

Она поцеловала его в щеку и обняла, одной рукой слегка опираясь на его плечо.

– Впрочем, ты так похож на него во всем остальном, что это не должно никого удивлять.

– Чего нельзя сказать о наших детях, не так ли? – вздохнул он, и Зильта грустно кивнула.

– Сегодня Лили сумела всех озадачить. До сих пор в голове не укладывается! О чем она только думала?

Муж с серьезным видом покачал головой:

– Она поставила под угрозу репутацию семьи!

– Справедливости ради – это не только ее вина, – заметила супруга. – Франц уехал без нее и…

– У Франца не было выбора. Он мне все рассказал: Лили даже не удосужилась одеться к тому моменту, когда им пора было ехать! Вдобавок он не знал, что Сильвер хромает и она не сможет взять коляску. Но прости, дорогая, я тебя перебил. – Заметив, что Зильта смотрит на него с укором, он жестом велел ей продолжать.

– Я лишь хочу сказать, что нужно учитывать все обстоятельства. Лили сделала это не нарочно, ты же знаешь. Она не хотела никому причинить вреда, просто иногда…

– Она совсем не думает о последствиях своих поступков. А ведь она уже не ребенок, боже мой, она помолвлена! Барышня, а ведет себя, как строптивый гимназист.

Зильта кивнула. Ей больше нечего было сказать в защиту Лили.

– Я тоже не знаю, что на нее нашло, – тихо проговорила она.

Ее раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, она и сама была возмущена поведением дочери. Увидев, что Лили приехала на велосипеде, она едва не лишилась чувств от ужаса. Но вместе с тем Зильта хотела защитить дочь от отцовского гнева, который в любой момент грозил прорваться наружу. К тому же – для того, чтобы признаться себе в этом, ей потребовалось некоторое усилие – Зильта восхищалась бесстрашием Лили, которого так не хватало ей самой. Она никогда не осмелилась бы на что-то подобное – все ее бунты начинались и заканчивались у нее в голове. Тогда как Лили…

Зильта не говорила об этом с Альфредом, но ей было неспокойно. Она чувствовала, что мир стоит на пороге больших перемен. Движение социалистов набирало силу, и в ткани общественного устройства появлялось все больше мелких прорех. В Гамбурге пока было тихо, но из Парижа и Лондона приходили тревожные вести, а на улицах города порой можно было увидеть немыслимые прежде картины. Женщины выступали с демонстрациями, выдвигали требования к правительству. В Англии и Швейцарии им уже разрешили учиться в университетах, и голоса, которые хотели добиться того же здесь, раздавались все громче. Зильта знала, что если Лили продолжит в том же духе, ей не избежать неприятностей. Дочь выросла умной и любознательной, но как раз для таких современный мир с его соблазнами представлял наибольшую опасность. Зильта именно этого и боялась. Однако, к счастью, был еще Генри. Он станет ей хорошим мужем, лучшего нельзя было и представить – человек по-хорошему старомодный, спокойный и справедливый, открытый к новому и твердый, когда это необходимо. Генри позаботится о том, чтобы после свадьбы Лили оставила свои занятия, даже если этого не потребует закон. Но вместе с тем Зильта опасалась, что в браке дочь будет скучать. Тихонько вздохнув, она рассеянно поцеловала мужа в щеку. Надежда только на то, что вскоре у молодых появятся дети и Лили переключит на них все свое внимание.

Дочь отличалась от большинства женщин, рукоделие или уроки музыки оставляли ее равнодушной. Главным увлечением Лили с самого детства было чтение – книги и журналы она проглатывала десятками, ей никогда не надоедало слушать чужие истории и рассказывать что-то самой. Но не случайно многие были против того, чтобы женщины слишком много читали: книги пробуждали страсти и ожидания, которым не было места в жизни. Зильта знала это по собственному опыту, ведь именно от нее Михель и Лили унаследовали любовь к историям. Но она приняла свою судьбу и осознала, что мечты останутся лишь мечтами. А вот девушку вроде Лили, живущую в стремительно меняющемся мире, страсти и несбыточные надежды могут погубить.

* * *

Итак, настал ее черед. В этот раз ей пришлось ждать довольно долго. Отец считал, что детей не следует наказывать сразу – у них должно быть время подумать над своим поведением. Порой он заставлял их часами томиться от страха перед грядущей экзекуцией, рисуя в своем воображении картины одну страшнее другой. Но в этот раз Лили с удивлением обнаружила, что ей почти все равно. После происшествия в гавани все казалось таким ничтожным. Человек серьезно пострадал, не станут же родители отчитывать ее за шляпу и велосипед. Отец наверняка думает так же, решила она, и, окрыленная этой мыслью, сбежала вниз по лестнице. Тем сильнее она была удивлена, обнаружив в кабинете обоих родителей.

– А, Лили! Входи.

Стоило ей появиться на пороге, как между бровями отца пролегла суровая складка. Лили закрыла за собой дверь и подошла к столу. От былой ее беспечности не осталось и следа.

– Вы хотели со мной поговорить? – спросила она, переводя взгляд со строгого лица Альфреда на обеспокоенное, но не менее серьезное лицо Зильты.

– Совершенно верно. Догадываешься, о чем пойдет речь?

Она кивнула, мысленно простившись с надеждой, что в этот раз все как-нибудь обойдется.

– Мы с матерью очень разочарованы твоим поведением, – начал отец. – И это еще очень мягко сказано, потому что мы просто потрясены! И не только мы. Твоя бабушка места себе не находит от волнения! Когда она обо всем узнала, ей пришлось принять успокоительное и немедленно отправиться в кровать.

Ага, вот откуда ветер дует, это все бабушка с ее склонностью сгущать краски. Наверняка ведь успела настроить отца против нее. Должны быть, старая Герда Линдман заехала к ним на обратном пути и обо всем рассказала своей лучшей подруге. Лили не понимала, как эти женщины ладили между собой. Ее бабушка была полной противоположностью более молодой, открытой и легкой в общении Герде, которая ничего не принимала близко к сердцу и умела наслаждаться жизнью во всей ее полноте. Китти Карстен, в свою очередь, как большинство людей ее поколения, цеплялась за общественные устои, как за спасательный круг, без которого их всех ждала бы неминуемая гибель. Хотя с годами она немного смягчилась и к тому же почти не покидала своих покоев из-за боли в суставах, Лили боялась ее даже больше, чем отца.