Перси Джексон и Море чудовищ - Рик Риордан

— Но огонь. Как это получилось?..

— Он же циклоп. — Аннабет помедлила, как бы припоминая что-то неприятное. — Они работают в кузнях богов. Они должны быть недоступны для огня. Вот что я пыталась внушить тебе.

Я был потрясен. Как же я сам до сих пор не догадался, кто такой Тайсон?

Но в тот момент мне просто некогда было об этом размышлять. Одну из сторон холма целиком охватил огонь. Раненые герои требовали внимания. И еще имелись искореженные тела двух бронзовых быков, которые надо куда-то девать: я подумал, что в обычный агрегат по переработке мусора они вряд ли поместятся.

Снова подошла Кларисса, стирая сажу со лба.

— Джексон, если можешь встать — поднимайся. Надо отнести раненых в Большой дом и дать знать Танталу о случившемся.

— Танталу? — переспросил я.

— Новому исполнительному директору, — неприязненно объяснила Кларисса.

— Но исполнительный директор — Хирон. И где Аргус? Он начальник службы безопасности. Он должен быть здесь.

— Аргуса выставили. — Кларисса скорчила кислую мину. — Вы двое слишком долго отсутствовали. Мир меняется.

— Но Хирон… Он учил ребят сражаться с монстрами более трех тысяч лет. Он не может просто так уйти. Что случилось?

— А то и случилось, — оборвала меня Кларисса.

Она указала на дерево Талии.

Каждый обитатель лагеря знал историю дерева. Шесть лет назад сатир Гроувер, Аннабет и еще два полубога, Талия и Лука, добрались до Лагеря полукровок, преследуемые целым воинством чудовищ. Когда они достигли верхушки холма, Талия, дочь Зевса, в последний раз встала на пути монстров, позволив своим друзьям достичь безопасного места. Когда она умирала, ее отец Зевс смилостивился над ней, обратив ее в сосну. Ее дух укрепил волшебные границы лагеря, защищая его от чудовищ. С тех пор сосна росла на вершине, крепкая и здоровая.

Но теперь иголки ее пожелтели. Высокая насыпь опавшей хвои выстлала основание дерева. В трех футах от земли, прямо по центру ствола, виднелась отметина размером с пулевое отверстие, откуда сочился зеленый сок.

Я содрогнулся, словно кто-то запихнул мне в грудь кусок льда. Теперь я понял, почему лагерь в опасности. Волшебные границы пали, потому что дерево Талии погибало!

Кто-то отравил его.

Случалось ли вам возвращаться в свою комнату, а там все перевернуто вверх дном? Так некоторые заботливые люди (да, мама?) пытаются навести у тебя порядок, и вдруг оказывается, что ты ничего не можешь найти. И даже если ничего не пропало, все равно не отделаться от неприятного щекочущего ощущения, будто кто-то рылся в твоих личных вещах, протирая каждую поверхность ароматизированной полировкой для мебели.

Примерно такое чувство я испытал, увидев Лагерь полукровок.

На первый взгляд никаких особых перемен не произошло. Большой дом с крышей из голубой черепицы и кольцевой верандой стоял на прежнем месте. Все так же нежились на солнце клубничные поля. По долине были разбросаны все те же греческие здания с белыми колоннами — амфитеатр, боевая арена, павильон для трапезы, откуда был виден Лонг-Айленд. А между лесом и ручьем ютились все те же домики: двенадцать своеобразных строений, каждое из которых посвящалось олимпийскому богу.

Но теперь в воздухе витала тревога. Можно было с уверенностью сказать: тут что-то не в порядке. Вместо игры в волейбол воспитатели и сатиры складывали под навес мечи и копья. Вооруженные луками и стрелами дриады о чем-то нервно перешептывались на окраине леса. Деревья выглядели чахлыми, трава в полях пожелтела, а огненные отметины на Холме полукровок были похожи на уродливые язвы.

Кто-то испоганил это самое любимое на свете место, и я уже не был здесь счастлив, как прежде.

По пути к Большому дому я встретил немало ребят, которых помнил еще с прошлого лета. Никто не остановился, не заговорил со мной. Никто не сказал: «С возвращением, парень!» Некоторые оглядывались при виде Тайсона, однако большинство угрюмо проходили мимо, исполняя обычные обязанности: разносили послания, волокли мечи, чтобы заострить их на точильных колесах… Лагерь напоминал военное училище. Можете мне поверить, что так оно и было, — из парочки таких заведений меня вышвырнули.

Но для Тайсона все это ровно ничего не значило.

— Это че? — изумленно открывая рот, спрашивал он.

— Конюшня пегасов, — отвечал я. — Крылатых лошадей.

— А это?

— Ну… это уборные.

— А это че?

— Домики обитателей лагеря. Если неизвестно, кто из богов твой отец, тебя помещают в домик Гермеса — видишь вон там, коричневый, — пока не установят. А потом сразу определяют в группу детей матери или отца.

Тайсон воззрился на меня в благоговейном изумлении.

— И у тебя… есть свой домик?

— Номер три. — Я указал на невысокое серое строение, сложенное из морских камней.

— Ты живешь там с друзьями?

— Нет. Один.

Объяснять не хотелось. Горькая правда состояла в том, что я был один в домике, поскольку считалось: меня и вовсе не должно быть на свете. После Второй мировой войны Большая тройка — Зевс, Посейдон и Аид — заключили договор, что больше не будут иметь детей от смертных женщин. Мы, их дети, были более могущественными, чем обычные полукровки. И слишком непредсказуемы. Когда мы сходили с ума, возникали проблемы… к примеру, та же Вторая мировая. Большая тройка нарушила договор только дважды — когда Зевс зачал Талию, а Посейдон — меня. Мы оба не должны были появиться на свет.

Зевс превратил Талию в сосну, когда ей едва исполнилось двенадцать. А я… я изо всех сил старался не отправиться по ее стопам. Мне снились кошмары, что если я буду на краю смерти, то Посейдон может превратить меня, ну, скажем, в планктон. Или в плавучие бурые водоросли.

Когда мы пришли в Большой дом, Хирон был у себя в комнате, пакуя вещи под звуки своей любимой эстрадной музыки шестидесятых годов. Кажется, я уже упоминал, что Хирон — кентавр. От пояса и выше он выглядит как обычный мужчина среднего возраста с вьющимися каштановыми волосами и чахлой бородкой. Ниже пояса — это белоснежный боевой скакун. Он может сойти за человека, укрыв свою нижнюю часть в волшебной инвалидной коляске. Замаскировавшись таким образом, Хирон преподавал мне латынь в шестом классе обычной школы. Но чаще, если потолки в комнате достаточно высоки, он предпочитает не скрывать свою природу.

Едва увидев его, Тайсон застыл на месте.

— Лошадка! — восхищенно выкрикнул он.

— Что, простите? — Хирон с оскорбленным видом повернулся к нам.

Вбежавшая Аннабет крепко обняла его.

— Хирон, что происходит? Ты что… уезжаешь?

Голос ее задрожал. Хирон был для нее вторым отцом. Кентавр взъерошил ей волосы, улыбаясь доброй улыбкой.